Иван Алексеев - Лебединое озеро

На воротах мы увидели отсвечивающую на солнце табличку Управления делами президента, а на примыкающей к будке стене — объявление, на которое лениво показал охранник. На объявлении был указан телефон для предварительной записи на экскурсии в выходные дни, то есть не сегодня. Мы с Галей сразу повернули обратно, но успели пройти не больше двух десятков шагов, как нас окликнули. Женщина, разговаривая по телефону, призывно махала возвращаться.

— У нас четверо взрослых и двое детей, — закончила она разговор, когда мы подошли.

— Сейчас пропустят догонять экскурсию, — сказала она нам. — Платить надо по четыреста рублей со взрослого. Административное здание справа от дворца. Бухгалтерия на втором этаже.

Ленивый охранник открыл калитку и показал рукой идти вверх.

Перед нами был очередной парк с подстриженными газонами, реликтовыми деревьями и прекрасными видами моря. Над парком доминировал холм с призывно протягивающим руку позолоченным идолом. Солнечная фигура на фоне белых скал впечатляла. Асфальтовая дорожка кружила в её направлении.

Видимый над крутым склоном угол дворца-подковы с набором высоты скрылся за деревьями, дорожка разделилась на несколько одинаковых, и мы сбились, три раза с разных сторон выйдя к бассейну с лягушками. Белокурый малый один не переживал, что путается на режимной территории, — каждый раз успевал кинуть в лягушек камешек или палку.

С четвёртой попытки, с божьей помощью и подсказки снявшего шлемофон косца с офицерской выправкой, мы поднялись к оказавшейся рядом дворцовой площади, заплатили в бухгалтерии, что положено, и присоединились к приехавшей в автобусе группе. Пропустили мы немногое, учитывая, что экскурсию вела девочка-непрофессионал, которая мало знала, не могла ответить на вопросы и постоянно извинялась. Мне запомнились скрипучие дубовые полы и аскетичное, сравнительно с другими дворцами, убранство. Запомнились ретро-фотографии, отдыхавших на бывшей партийной даче товарищей с детьми на руках во главе с бездетным Феликсом Дзержинским, считавшем дачу-дворец своей добычей. Великолепные ранее, со слов экскурсовода, залы дворца, когда-то обставленные прекрасной мебелью и предметами прикладного искусства, теперь выглядели просто: скромные спальни живших здесь во время Ялтинской конференции Молотова и Сталина; ничего необычного в столовой, где давался торжественный обед в честь Франклина Рузвельта и Уинстона Черчилля. Если высоких гостей принимали в такой обстановке, они должны были оценить нестяжательство хозяина.

Выбравшись из паркетно-мастичного и лакового духа на волю, мы немного погуляли вокруг дворца, не отходя от него далеко, как просила девушка-гид. Смотрели на море. На скалы. На львов у входа. Просто смотрели. Любоваться из-за обиды не было сил. Обман реставратора выяснился окончательно. Вся обстановка вокруг словно кричала: какая тут самодеятельная экскурсия? кому поверили? как умудрились вляпаться?

Обида напоминала о себе и в оставшиеся крымские деньки, понизив уровень восхищения местными красотами и повысив градус настороженности к окружающему человечеству. Покалывала она и в чопорном Воронцовском дворце рыцарской архитектуры, который Черчилль нарёк кусочком старой доброй Англии. И на живописной его террасе с мраморными львами, с которой во всём великолепии предстаёт южный фасад замка с башенками-минаретами и надписью на арабском языке: «Нет победителя помимо аллаха». И в окружающем замок прекрасном парке с привычными уже нам аллеями чужеземных растений, цветниками, полянами и фонтанами, птичьими озёрами со спокойными лебедями, необычными, кувыркающимися через голову, иностранными белыми утками и знакомо ныряющими родными кряквами и совсем непривычными для правильного парка пространствами каменного хаоса из материала стен замка — валунов крепкого магматического диабаза.

Покалывала обида и на плато Ай-Петри, куда расторопные татары уговорили нас подняться по горному серпантину с остановками у водопада Учан-Су, за проход к которому берут дополнительные деньги, и на промежуточных видовых площадках, где денег пока не берут.

С высот Ай-Петринской Яйлы пропала иллюзия стекающего от горизонта к берегу моря. Её заменила другая — дымка, в которой море соединялось с небом и растворялось в нём. Иллюзию дальнего плана обрамляли виды ближнего — заливов Южного берега, его скал и хребтов, Ялты с посёлками.

На долгом спуске с плато по канатной дороге угадывались места, где мы бродили, был виден весь Мисхор и сверкающий Ленин над Юсуповским дворцом, вновь напомнившие о реставраторе, который где-то там, внизу, разливается соловьём перед новой жертвой.