Иван Алексеев - Лебединое озеро

— Вот что, — молвил он заговорщицки, когда мы собрались продолжать путь. — Скажем охране, что вы мои родственники с Кубани. Буду звать вас для конспирации по имени, Ваней и Галей, хорошо? А вы меня зовите дядей Сашей.

По возрасту мы с Галей вполне могли называть шестидесятилетнего реставратора по имени, но перечить ему не стали. Пусть будет дядей, если хочет.

— И ещё. У нас теперь с вами быстро всё закрутится. Пока есть время, запишите мой служебный телефон. Вдруг всё-таки соберётесь в Ливадию.

Я отказался от мятых бумажек из кармана Александра Ивановича и стал под его диктовку жать кнопки телефона. Чтобы я не ошибся, он повторил свой номер раза четыре и извинился:

— У меня есть только служебный телефон. С собой я его не ношу. Раз служебный, пусть лежит в кабинете.

— И последнее, — поднялся Александр Иванович. — Вино вы будете брать? Думайте быстрее. Я за вином сначала пойду, потом будем об экскурсии договариваться. Имейте в виду, такого вина вы нигде не найдёте. Тёмные зелёные бутылки с гравировкой. Закрыты настоящей португальской пробкой, залитой сургучом. Есть три сорта: два муската, сладкий и розовый, и «Седьмое небо». Вы какое вино предпочитаете, послаще или более терпкое?

Пришлось огорчить Александра Ивановича, витавшего в своих реставрационных планидах и пытавшегося между делом выполнять взятые на себя земные обязательства, тем, что не ценители мы, не пьём и вкуса вина поэтому не разумеем.

— Как знаете, — не стал настаивать он.

— Если только в подарок взять? — посмотрел я на Галю, которая согласно кивнула. Ей тоже не хотелось огорчать человека, к которому мы успели привязаться.

— Мускат будете брать?

— Александр Иванович, на ваш вкус. Мы же признались, что не знатоки. Когда семь лет не употребляешь алкоголь от слова совсем, то любое вино представляется испорченным продуктом.

— Тогда я предлагаю или розовый мускат, или «Седьмое небо», на основе семи разных сортов винограда — любимый напиток князя Голицына.

— Пусть будет «Седьмое небо», — и мы двинулись через посёлок, переменяя узкие тенистые дорожки, переулки, тротуары, хитрые тропинки, длинные спуски и короткие подъёмы по каменным лестницам с перилами вдоль замусоренных оврагов и ручья.

После размеренной ходьбы по редколесью и паркам с любованием видами моря и гор, путь по посёлку показался путанным лабиринтом и закружил, ускоряя время. Мы шли тем же темпом, но от узких улочек и многих развилок, на которых держались чаще вниз и влево, казалось, что ускорялись.

Свернув очередной раз, мы выбрались из узостей к школе и пересекли двор, на котором отряд ребят лет тринадцати оттачивал шаг и строй под команды нашего годка в видавшем виды камуфляже. Девочек в отряде было больше мальчишек, они были выше и шли дружнее. В первом ряду были самые высокие и одни девчонки. Их вёл уверенный в себе мальчишка на голову ниже ростом.

— Я в этой школе учился, — заметил Александр Иванович. — И работал четыре года в девяностых, когда во дворце не платили зарплату.

Из школьного двора тропинка вывела на длинную каменную лестницу, зажавшую в гранит тенистый овраг с тощим ручьём на дне.

— Почти пришли, — сказал Александр Иванович, когда по лестнице мы спустились к дорожному серпантину и оказались рядом со скамейкой, прислонившейся к стене срытого склона. — Вы пока посидите тут, отдохните, а я сбегаю за вином и поговорю с охраной.

— Вы решили, какое вино возьмёте? — замялся он.

— «Седьмое небо», — назвал я, что запомнил. — Сколько оно стоит?

— Тысячу двести рублей за литровую бутылку.

Цена меня огорошила. За тысячу рублей мы с Галей могли хорошо пообедать. Но отказываться показалось стыдным. Я вытащил из бумажника и протянул реставратору полторы тысячи.

— Это кстати, а то у меня денег в обрез, — застыдился он в свою очередь. — Вам одну бутылку взять? Может, ещё мускат попробуете?

— Нет, хватит одной.

Александр Иванович заковылял по дороге вниз, но метров через пятьдесят остановился и споро, почти задохнувшись от усердия, вернулся:

— Вы только никуда не уходите отсюда. Ждите. Я могу задержаться и выйти с другой стороны.

Он показал на спускающийся между дорогой и заделанным в камень оврагом, которым мы шли, тротуар вдоль другого, более узкого оврага, который я только теперь и заметил:

— Вы и вниз посматривайте, на дорогу, и наверх. Я если договорюсь с охраной, могу наверху выйти. Покричу вам оттуда, чтобы подымались ко мне. А то тяжело стало бегать вверх-вниз.