Иван Алексеев - Лебединое озеро

— В войну немцы взорвали лестницу, блокируя выход из Севастополя, — рассказали нам женщины. — Поэтому теперь приходится лезть и прыгать. А до войны, говорят, здесь спокойно проходили пешеходы, навьюченные животные и двухколесные конные повозки. Облагородившие проход предки где скалу подрубили, где глыбы растащили, где расширили узости подпорными стенами — в общем, подправили естественную теснину, устроив скалистые марши длиной от 5 до 20 метров с 23 поворотами. А мы постарались сломать то, что они построили. Правда, сломать полностью у нас не получилось — кишка оказалась тонка.

— Когда эвакуировали госпиталь, лестницу уже взорвали?! — спросила Света, зная и не ожидая от нас ответа. — Не представляю, как девчонки тащили здесь раненых? Много тяжёлых было. На носилках. Как у них получилось?

— Надо было, и протащили, — рассудила Надежда. — У войны свои мерки.

Чёртова лестница оказалась не велика. Через полчаса мы вылезли из желоба на седловину и оказались над обрывом, с которого открылся Южный берег от Симеиза до Фороса. Совсем рядом справа оказались упорно ползущие по скале альпинисты. Слева, со стороны Балчик-Каи, по зелёному плато над обрывом подходил отряд туристов с высокими рюкзаками. Внизу, в широкой полосе приморского леса, поднимались скальные островки отторженцев Главной гряды. На берегу выделялись зелёные пятна парков. Где-то за Симеизом спрятались Мисхор, Ливадия и врун-реставратор, номер которого не отвечает…

Света с дочерью нацелились дойти по плато к церкви над Форосом. Звали с собой. Два часа пути плоскогорьем, по лесу, в тени редких буков, грабов и дубов — заманчиво, но Галя делает молчаливые знаки: не пойдём. Я её понимаю. Наш путь опять напоминает прогулку за проводником, а мы теперь учёные, никому не доверяем.

Надя показывает трёхэтажное бетонное здание за забором на окраине Оливы, где служили женщины:

— Там ещё под землёй семь этажей.

С их слов, в посёлке до сих пор базируются войсковые части, строившие и охраняющие дачу Горбачёва в Форосе. Упомянутая дача и нарицательное имя вызвали из памяти байку про супругу президента СССР.

«Не уважаю я Раису Максимовну, — рассказал реставратор, когда после татар мы душевно прошлись с ним по развалившим Союз партийным функционерам. — Не любила она людей. Бабушку мою до слёз довела. Бабушка полжизни во дворце проработала: цветники садила и другое разное. Когда Горбачёву построили дачу, бабушку пригласили в Форос. Квартиру обещали и зарплату хорошую. И хоть с квартирой не обманули, бабушка на Горбачёвской даче не прижилась. Приезжаю однажды, а она в слезах. „Что случилось?“ — „Раиса Максимовна обидела“. Получилось так. Копалась бабушка в земле, думала о своём, а тут хозяйка заявляется. „Вы что здесь делаете?“ — „Работаю“. — „Вы, голубушка, работайте так, чтобы я вашу спину не видела. Я сюда приезжаю любоваться природой, а не чужими спинами и тем, что ниже“. Позже к бабушке подошёл начальник и сказал, что с этого дня выходить в сад, когда Раиса Максимовна на даче, запрещается. „Кто мы для них, Саша? — плакала бабушка. — Как я себя теперь буду уважать?“ До сих пор кажется, что вместе с бабушкой мне в душу плюнули… А известная история с плиткой? Не слышали? Строители раз десять плитку в бассейне перекладывали — не нравилась она Раисе Максимовне, хоть убей. Горбачёвой оттенок был нужен точь-в-точь, как в каталоге. А плитка, которую привозили, играла на свету по-другому. А плитку из Италии, между прочим, везли, за валюту. Можно такое уважать?»

Вспомнив эмоции реставратора, я спросил у дам:

— Нам рассказывали, что Горбачёва на даче плитку в бассейне заставляла перекладывать много раз, цвет ей не нравился. Было такое, не слышали?

— Вполне могло быть, — отреагировала Надежда. — Раиса Максимовна любила порядок, была дама требовательная и охочая до шика. Слухов и историй про неё много ходило. Я могу рассказать случай, известный мне. На одном из дачных шкафов отвалилась ручка. Прямо в руке у Раисы Максимовны осталась. Хозяйка расстроилась. Приказала к утру поставить на шкаф новую ручку. А где её взять? Всё до последней мелочи на даче импортное, здесь ничего не достать. В итоге за ручкой снарядили в Москву целого майора. Летал туда и обратно. Сама ему командировку выписывала. Майор должен был ночью встретить во Внуково самолёт, на котором ручку везли из Берлина, и к восьми утра доставить её на дачу.

Простой Надин рассказ укладывался в мои представления, соединяя мошенника-реставратора и покойную супругу бывшего правителя с девизом «жить не по лжи» доморощенного идеолога фарисейства. И стоило мне соединить вроде бы не соединяемое, как словно что-то щёлкнуло в голове и всё прояснило, отчего мир вокруг расцвёл прежними волнующе бесхитростными красками…