Березовая роща расступилась и мы сходу нырнули в тоннель, образованный с обеих сторон высокой, уже налившейся рожью. Колосья хлестали в бока машины, синими брызгами вспыхивали среди ржи васильки. Кончилось ржаное поле и за перелеском открылось розовое гречишное.
Вдали справа виднелись неказистые домишки какой- то деревни, а сразу за ней открывался красивый вид на Озеро.
— Пятая бригада, — кивнул на деревню Лесков. — Тут у меня работают практиканты из сельхозинститута. Надо им письма отдать.
Я машинально взглянул на коричневую сумку, опрокинувшуюся на заднем сидении, несколько проштампованных конвертов упали на пол кабины. Я нагнулся с переднего сидения и подобрал.
— Господи! — вырвалось у меня. — Это же...
В руках я держал три конверта и один из них был мой. Размашистый почерк с Лениным адресом, марка с синим самолетиком... К конверту была приклеена бумажка с новым адресом...
— Стой! — закричал я, хватая председателя за плечо. — Где она?!
— Кто «она»? — повернул он ко мне удивленное лицо. И тут «газик» козлом подпрыгнул и чуть было не выскочил на поле гречихи.
— Лена! — радостно орал я, размахивая перед его носом письмом. — Моя Ленка!
...Я увидел ее на другом поле, которое спускалось от деревни к озеру. Высокая, с ослепительно огненными волосами, она стояла у самой дороги и, прикрыв узкой ладонью глаза от солнца, смотрела на приближающуюся машину. Рядом с ней стояла еще одна девушка в брюках. Она отмахивалась одной рукой, по- видимому, от пчелы.
— Здесь тоже стоит сломанный комбайн, — сказал Федор Васильевич. — А скоро жатва.
— Починим, — не отрывая глаз от такой знакомой и родной фигурки, беспечно ответил я. — Я готов был этому отличному парню, подобравшему меня на дороге, весь машинный парк отремонтировать...
Я выскочил из машины и, сминая росшую и на дороге гречиху, кинулся к девушкам. Я что-то кричал и улыбался во весь рот.
— Кто вы? — спросила меня ее подруга. В глазах у нее — удивление.
— Почтальон! — орал я, размахивая рукой с зажатым в ней конвертом. — Привез вам письма, пляшите!
Ленкины счастливые глаза стали такого же цвета, как и вода в озере за ее узкой спиной. Она молчала, но ее синие глаза и так мне все сказали... Какой же я был дурак, что усомнился в своей Ленке!..
— Вот она, моя точка заземления! — сказал я подошедшему председателю и для убедительности топнул по земле ногой, обутой в офицерский хромовый сапог.
— Иван, — чуть слышно произнесла Ленка. — Как ты меня здесь нашел?
— Я ведь летчик... — улыбался я, глядя в ее красивые глаза. — Правда, бывший... Как это в старинной песне-то поется: «мне сверху видно все, ты так и знай!»...
Дед Андрей, плечистый и высокий, широко шагает впереди. И хотя он в охотничьих сапогах с завернутыми голенищами, шагов его не слышно. У меня под ногами так и стреляют сучки, попискивают сухие еловые шишки, шуршат ржавые прошлогодние листья. Иногда совсем рядом, из-под поваленного бурей дерева, с треском и хлопаньем взлетают крупные птицы. Какие они, я не успеваю рассмотреть: птицы тут же исчезают среди ветвей.
Солнечные лучи, заблудившись где-то в колючих сосновых лапах, теряются, гаснут, так и не добравшись до земли. Маленькие пушистые елки цепляются за мои штаны, клетчатую рубаху, будто просят остановиться и поиграть с ними. Скучно, наверное, маленьким елкам в сумрачном лесу: неба почти не видно, ветру до них не добраться птицы облетают их стороной. Птицам нравятся высокие деревья с густой листвой. Я останавливаюсь, задираю голову и смотрю на странную красноголовую пеструю птицу с крепким клювом. Птица прыгает по сосновому стволу, как по тротуару, причем с одинаковой ловкостью, как вверх головой, так и вниз.
— Дедушка! — дергаю я за штанину старика. — Кто это?
Дед Андрей останавливается и качает головой. Ему удивительно, что внук никогда не видал дятла. Откуда мне его было видеть, если я первый раз в лесу? На картинках видел, но там вроде бы какой-то другой...
«Тук-тук-ту-ту-тук»! — быстро стучит клювом по дереву птица и, упираясь жестким хвостом в кору, пружинистыми скачками ловко продвигается вперед.
— Дятел это, — говорит дед. — Ишь, как сноровисто работает!
— Работает?
— Продолбит клювом дырку, вытащит древесного паразита, подзакусит, и дальше.
— Бедный дятел... — жалею я птицу. — От такой работы у него, наверное, голова пухнет?
— Хм, — ухмыляется в седую бороду дед Андрей, — восьмой десяток на свете живу, а никогда не думал: болит у дятла голова или нет.
Читать дальше