Таня Д Дэвис - Англо-русский роман

Именно в этот момент, стоя под ночным усыпанным звёздами небом Адриатики у веранды чужой виллы в Черногории, Дэвид остро ощутил всю безысходность своего положения: собственный брак разрушен, построение будущих отношений весьма проблематично, потому что та единственная, с которой он хотел бы быть вместе forever, в чём он сейчас боялся признаться даже самому себе, прекрасно живёт на построенном специально для неё другим мужчиной острове счастья.

Теперь его жизнь напоминала не просто заброшенный чулан с кучей пыльных проблем и нереализованных проектов, как во время брака с Джейн, а просто какой-то необитаемый остров. Никого и ничего. А если ещё при этом видеть обнимающихся счастливчиков, то лучше вообще уехать. Что Дэвид и сделал, следующим же утром купив билет на ближайший рейс до Лондона. И, как ему показалось, Таня и Влад совсем не расстроились по поводу его отъезда. Провожая Дэвида, явно довольный жизнью Влад спросил:

— Что так спешно? Что-то не так?

— Нет, всё замечательно, просто дела.

— Ну, тогда до сентября, ты ведь вроде собираешься в московском офисе Ernest&Young поработать?

— Может быть, как сложится.

— Тогда до встречи.

— Пока, — Дэвид уже повернулся, чтобы пойти к ожидавшей его машине, как вдруг Влад окликнул его и, прищурив свои серо-зелёные, светившиеся счастьем глаза, сказал:

— Дэвид, запомни, la vie est belle.

Понятно, отметил про себя Дэвид, неутомимый Влад начал учить французский и решил продемонстрировать мне свои знания.

La vie est belle. Жизнь прекрасна. Для кого belle, а для кого и не очень, подумал Дэвид. Он догадывался, почему Котов сегодня выглядел таким неприлично счастливым, конечно же, после их с Таней «ночи примирения», наверняка последовавшей за страстным поцелуем, нечаянным свидетелем которого Дэвид стал накануне вечером. Что ж, всё происходит так, как и должно произойти, напомнили Дэвиду звуки моцартовской фантазии, которую он всё-таки решился прослушать в самолёте. Стало ещё грустней, what do you feel, David? вспомнил он их давнишний разговор с Таней в аэропорту Хитроу, sadness and sorrow, а теперь ещё и despondency, и никакой «светлой печали», чёрт бы побрал всех этих поэтов и переводчиков. По возвращению в Торкей, Дэвида накрыла жёсткая депрессия.

Проницательная Лиза сразу заметила подавленное состояние брата:

— Что случилось, Дэвид? Влад запретил тебе общаться с дочерью?

— Как раз наоборот. Влад всячески поощряет моё общение с дочерью, оставайся на вилле в Черногории, приезжай в Москву, пожалуйста.

— Тогда в чём дело?

— А в том, что меня просто тошнит от этого счастливого семейства. Знаешь, Влад прекрасно разработал и осуществил проект, который я, к сожалению, благополучно провалил, такой бизнес проект под названием «счастливая семья»: трое детей, в том числе моя дочь, кстати. Всё тщательно продумано и организовано: на мартовские — экскурсии в Европу, потом — горнолыжный курорт где-нибудь в Альпах, июнь — языковая школа в Англии, июль — Черногория, август — отдых на Балтике, у них там тоже дом. С сентября у детей школа, музыка, английский. Для Танюши — фигурное катание, для мальчиков — хоккей, для всех большой теннис. Всё работает как отлично отлаженный механизм. И при чём тут я? Какое место мне отводится? Наблюдать за чужим счастьем? Хорошо, выяснилось, притом совершенно случайно, что у меня есть дочь. И что? Я по скайпу её воспитывать буду? Вырастет, скажет, вот мой английский папа, посмотрите, у меня такие же серые глаза, как у него, и каштановые волосы с пшеничными прядями, как у всех женщин рода Баркли. И всё? А мне-то что остаётся?

— Да, Дэвид, — с упрёком протянула Лиза, — ты как всегда упрям и хочешь невозможного.

— Я разве сказал, чего хочу?

— Не сказал, и что? И так всё ясно, просто сам боишься себе признаться, потому что понимаешь, что это совершенно невозможно, исключено, а всё равно выбросить Таню из головы не можешь. Всё, Дэвид, хватит, пора принять ситуацию и скорректировать цели. Съезди в Испанию, отдохни, заведи себе кого-нибудь, в конце концов.

— Иди ты к чёрту, — огрызнулся Дэвид, осознав, что лучше ни с кем, даже с всегда понимавшей его с полуслова Лизой не обсуждать сложившуюся ситуацию, а просто замолчать.

Остаток июля он промаялся в Торкей, так и не собравшись в Испанию, август тоже оказался свободным, поскольку, несмотря на все переживания, Дэвид всё-таки согласился с первого сентября занять место руководителя отдела банковского аудита в московском офисе Ernst&Young и ему полагался месяц отпуска на сборы и подготовку к отъезду. Он тешил себя мыслью, что работа в Москве позволит ему чаще видеться с дочерью, заменив суррогатное скайп-общение на реальное, но легче от этого на душе не становилось. «Печаль моя светла». Да, не получается, как у Пушкина, с иронией отметил Дэвид, моя печаль вовсе не светла, а темна, темнее некуда, даже Моцарт не помогает. Надо что-то делать, и, наверное, действительно стоит последовать совету Лизы и съездить в Испанию отдохнуть, только не на Ибицу, зачем ему в 45 лет пляжные вечеринки и «всё такое», а на какой-нибудь более спокойный Торремолинос или Малагу.