Катя Саргаева - Глупые люди

Ольга Сергеевна всегда придумывала причины, когда разрешала полежать с ней на кровати или диване. Но я знал, что когда она это делает, то ей очень не хватает тепла, и хочется обнять кого-то любящего.

Даже когда ей плохо, когда она рассказывает эти жуткие истории, когда плачет и разрешает мне забраться на кровать, даже тогда она остается моей чудесной женщиной, и рядом с ней мне хорошо и спокойно, как в материнской утробе. В тот раз мне было так же хорошо рядом с ней, и я заснул. Проснулся, а ее рядом нет. Наверно я старею, иначе как это я упустил тот момент, когда она встала с кровати. Я спрыгнул на пол и пошел на поиски. Как ни в чем не бывало Ольга Сергеевна сидела на диване и смотрела телевизор. Ну что ж, подумал я, если продолжения не будет, то это только к лучшему. Но вечером мы пошли гулять, и снова встретили соседа полицейского, и все продолжилось.

— Если бы они хотя бы выслушали его, Мася, может быть тогда все обернулось бы по-другому. Но до нас им не было никакого дела, он думал только о себе и своем убитом сыне.

Ольга Сергеевна ждала мужа и дочь, уже начала переживать, потому что их долго не было. Она была одна, и Лена, и Саша на тот момент жили в Москве, и почему-то ей было очень страшно. Тут раздался телефонный звонок, это звонили из милиции, сказали, что муж арестован за убийство, а дочь задержана до выяснения обстоятельств. Ольга Сергеевна не могла в это поверить, это же бред какой-то! Какое еще убийство? Что вообще за ахинею они несут? Сейчас она придет в участок, увидит там других людей, и все поймут, что это глупое недоразумение. Так как автобусы не ходили, то хозяйка шла пешком, идти было недалеко, но она шла медленно, где-то под ложечкой сосало, и в самой глубине души она допускала, что весь этот бред может оказаться правдой.

Ольга Сергеевна не удержалась на ногах и упала на пол перед клеткой, в которой сидели самые близкие ее люди. Надя выглядела какой-то другой, чужой, и в один миг повзрослевшей лет на двадцать. Лохматая и грязная, юбка в крови, колготы разорваны. Она сидела как приведение, и казалось, даже не видела маму. Иван Ефимович лежал на полке и захлебывался кашлем, он был очень бледный и весь в поту. Весь грязный, лицо разбито, куртка разорвана.

— Ваня, Надя, что случилось, они рассказывают какие-то небылицы.

Ольга Сергеевна сидела на полу и пыталась привлечь к себе внимание, но Надя смотрела сквозь нее, а муж не слышал ее голоса за кашлем. Потом Иван Ефимович повернулся и увидел ее. Он хотел встать с полки, но упал, ноги не держали его, и тогда он подполз к решетке камеры. Ольга Сергеевна протянула руку сквозь прутья решетки, муж взял ее в свою ладонь и прислонил к своей щеке. Он быстро, в общих чертах, словно писал рапорт, рассказал ей что случилось. «Мы возвращались домой. Встретили наркоманов. Один из них ударил меня, и я потерял сознание. Он примотал меня скотчем к дереву. Второй изнасиловал Надю. Потом она нашла железный прут и ткнула его в глаз противнику, после чего тот сразу умер. К тому моменту мне удалось освободиться. Прибыла милиция. Я взял вину на себя». Иван Ефимович закашлялся, а потом сильнее прижал ладонь Ольги Сергеевны к своей щеке и заплакал.

Через два дня Надю отпустили домой. Она все время тянулась к матери, просто прижималась к ней и плакала, но ничего не говорила. Ольга Сергеевна пыталась вывести ее на разговор, но тогда Надя еще сильнее замыкалась. Так прошло две недели. А потом Надя начала разговаривать, она говорила о чем угодно, но только не о произошедшем. Ольга Сергеевна ее не трогала, и была рада уже тому, что она хотя бы вышла из ступора.

Тем временем Ивана Ефимовича отправили в СИЗО. Отец убитого наркомана позаботился о том, чтобы ему не оказывали никакой медицинской помощи, из-за этого его острый бронхит перешел в пневмонию. Спустя три недели Иван Ефимович умер.

— Ничего хуже тех похорон со мной в жизни не случалось. Я до сих пор помню их как какую-то страшную сказку. В том гробу, Мася, лежал другой человек, не мой Ваня. Совсем чужой, как восковая кукла. Помню, как мне хотелось дотронуться до него, и убедиться, что это не он, а он лежит где-нибудь в госпитале, и его лечат. И я дотронулась, взяла его руку и перевернула ладонью вверх. У Вани был толстый шрам ниже большого пальца. Он себе консервной банкой руку распорол, давно это было, — Ольга Сергеевна с нежностью улыбнулась, — мы тогда еще даже не поженились, ходили оравой на шашлыки. А я ведь мясо не люблю, ты знаешь, тогда была килька в томатном соусе в консервных банках. И это совсем не та килька была, которая сейчас, нынешняя с той и рядом не стояла. И вот Ваня, зная, что я до ужаса люблю эту кильку купил мне сразу пять банок, представляешь? А ножа консервного никто взять не додумался, но у настоящего мужика ведь всегда с собой перочинный ножик должен быть. И он давай эти банки ножом открывать, и как порежется, боже, сколько было крови. И мы с ним в ближайший травмпункт поехали. Двенадцать швов ему наложили. А кильки той я так и не попробовала. И вот перевернула я руку, смотрю, шрам на месте, значит это все же он, мой Ваня. И так мне страшно стало в тот момент, я как закричу, и хотела бежать подальше от этого гроба. Меня Сашенька остановил, прижал к себе, и держал пока моя паника не прошла. Лена и тогда нашла очередной повод обидеться на меня. Представляешь, додумалась высказать свое мнение, говорит, что ты мол так плачешь, ничего хорошего в отце не было, и ты еще не такая уж старая, глядишь, найдешь себе мужика получше. Я тогда не сдержалась, и первый раз в жизни ее ударила, такую пощечину ей залепила, что руку до сих пор ломит. На кладбище воцарилась тишина, никто тогда не понял, почему мы ссоримся, вместо того чтобы поддерживать друг друга.