Катя Саргаева - Глупые люди

Иван Ефимович что было сил и скорости пытался освободиться от скотча, тогда клейкая лента еще не пользовалась такой популярность, и была гораздо мене прочной. И тут вдруг крики и шуршание со стороны Нади затихли. Иван Ефимович последним рывком оторвал ленту скотча и освободился. Он вскочил на ноги и рванул к дочери, но сделав два шага, поскользнулся на мокрой от недавно прошедшего дождя земле и снова упал. У него не было сил встать, и он пополз в сторону Нади. Ему казалось, что он ползет по военным окопам, и это длилось целую вечность. Когда он наконец дополз до Нади, то увидел, что та сидит и беззвучно плачет, рядом валяется борзый наркоман, и прямо из его глаза торчит кусок железной арматуры. Надя убила его. Он должен был это сделать, ее отец, он должен защищать свою доченьку, но он не смог. Надя вжалась лицом в грудь отца и зарыдала в голос. Иван Ефимович прижимал ее к себе что было силы, и плакал сам. Он не знает, сколько времени они так просидели, в тот момент время для него остановилось. В себя он пришел от света фонариков, это была вызванная им же милиция.

— Ну что ты не кушаешь, Масянь? Это ведь твоя любимая консерва, с кроликом. Посмотри, уже засохла.

Я отвернулся от хозяйки и уставился в окно. А сама-то чего не ешь? Кому оладий напекла? Тоже остыли давно. А потом еще спросишь, почему это я такой грустный хожу.

— Ладно. Пойдем тогда на улицу, прогуляемся что ли.

В лифте мы столкнулись с соседом с восьмого этажа, он был полицейским, и сейчас на нем была форма. Он был хорошим человеком, Ольга Сергеевна это знала, но все равно лицо ее перекосило при виде его.

— Здравствуйте, — радушно сказал сосед.

— Добрый день, — процедила сквозь зубы хозяйка.

— Как дела, Масянь? — обратился он уже ко мне, и нежно погладил меня по голове, — что-то ты грустный, не заболел?

— Не трогайте мою собаку, — отрезала Ольга Сергеевна, в этот момент дверь лифта открылась, и мы стремительно вышли.

Потом, уже на лестнице Ольга Сергеевна остановилась и повернулась к полицейскому.

— Простите меня. Вы не виноваты в грехах всей милиции.

Тот лишь улыбнулся в ответ, и мы пошли к озеру.

Борзый наркоман не зря был борзым, и хвалился батей ментом тоже не зря, потому что на место происшествия прибыл как раз он. Всего милиционеров было трое, отец борзого был капитаном, и на обычные вызовы не ездил. Но он жил в новом районе и знал где любит ошиваться его сын, он знал о нем все, и то, что тот наркоман и насильник, и уже не раз отмазывал его от преступлений. Начальник милицейского участка их нового района был его шурином, а второй наркоман племянником. Он смотрел на сына, смотрел на прут арматуры торчащий из его глаза, и не мог принять случившегося. Каким бы он ни был плохим, он был его единственным сыном, его плотью и кровью. Ему было наплевать на Надю и то, что его сынок с ней сделал. Он хотел убить того, кто убил его ребенка. И когда прошел первый шок, он задал один единственный вопрос:

— Кто это сделал?

— Я, — не задумываясь ответил Иван Ефимович, и тогда на него обрушились удары.

Те милиционеры, что были с капитаном, оттащили его. Тут пришел в себя спокойный наркоман. Он и стал главным свидетелем.

— Дальше все происходило как во сне, в тумане, не наяву. Я все ждала, когда же я проснусь. Я должна была проснуться, потому что тот кошмар не мог происходить на самом деле, Масенька.

Ольга Сергеевна пила валерьянку, плакала, но все равно не переставала рассказывать. Я видел, что у нее чуть дрожит левая рука, а для нее это признак повышенного давления. Я пошел в ее комнату, зубами выдвинул нижний ящик комода и достал оттуда пакет с тонометром, взял в зубы и понес ей. Про себя я просил «пожалуйста, давай сделаем перерыв, ты все равно дорасскажешь все это, потому что, по какой-то неведомой мне причине тебе это необходимо, но давай позже. Пожалуйста, давай сделаем перерыв». И она как будто услышала меня. Измерила давление, я и так знал, что нужно нести таблетки, но не знал какие именно, и приволок ей всю аптечку.

— Спасибо мой хороший. Ладно, сделаем перерыв, давление почти двести.

Хвала всем богам! А теперь пойдем и ляжем. Я взял зубами край ее штанины и потащил в направлении ее комнаты. Она уже поняла, что именно я от нее хочу, но штанину я все же не выпускал, доведу до кровати, тогда и отпущу.

— Мась, ты со мной ну прям как с ребенком. Я поняла, иду я, иду. Сейчас лягу. Видишь, легла, ты доволен? — я лизнул ее прямо в нос, — хорошо, значит доволен. Залезай, полежи со мной, а то как-то холодно внутри.