Катя Саргаева - Мирное небо

Помню, маленькими мы представляли, как выглядят наши мамы, как они готовят для нас обед и водят на городской пляж. Но любимой нашей фантазией была совместная поездка, нас и наших мам, на море. Как-то мы подслушали разговор нянечек, одна рассказывала другой как она недавно первый раз в жизни ездила на море, в Ялту. К услышанному рассказу мы добавили столько всякой всячины, что настоящий нянечкин рассказ потерял свою нить. Мы представляли, как долго-долго едем на поезде, ведь никто из нас не видел настоящего поезда, только на картинках. Потом, когда мы стали старше, мы смывались из детдома и зайцем катались на электричках, и это были увлекательнейшие путешествия. Потом мы представляли, как мы купаемся в теплом море, ныряем и «меряем дно». А по вечерам объедаемся огромными персиками и гранатами.

Мы оба хорошо учились и за это нас любили учителя. Мы не участвовали в местных разборках и дележке территории. Помогали красить окна и таскать книги, чинить стулья и вешать на стены кашпо для цветов. Мы были сами по себе. Мы были мечтателями. Мы оба не были согласны с тем, что нас хотели загнать в стадо, и это был наш маленький секрет. Мы оба были (и остаемся) Чайками. Однажды, разбирая макулатуру, Вадик достал красивый красочный журнал. Это был журнал «Иностранная литература» за 1974 год. Нам было по десять лет, и был 1987 год. В Советском Союзе все иностранное воспринималось нами с восхищением, мы с замиранием сердца мечтали хоть одним глазком заглянуть за железный занавес. Помню, тот журнал мы прочли от корки до корки, а повесть о чайке Джонатане Ливингстон вырезали и хранили пол матрасом. Удивительно, но два десятилетних детдомовских мальчика увидели себя в этом рассказе. Мы тогда еще ничего не понимали в политике, но где-то на подсознании знали, что мы родились не в той стране. Мы обещали себе, что в лепешку разобьемся, но из Союза смоемся. Это была наша основная цель.

Когда нам было по девять лет, Вадику вдруг приспичило научиться играть на гитаре. Из очередного подслушанного разговора воспитательниц мы узнали для себя, что девочки любят, когда мальчики играют на гитаре, млеют от этого и падают прямиком к ним в объятия. Вадик очень хотел, чтобы девочки падали в объятия именно к нему. Когда он это представлял, то широко раскидывал руки и вытягивал губы в трубочку, в общем уже был готов ловить своих прекрасных нимф. Так как с Вадиком мы все делали вместе, в музыкальный кружок мы записались тоже вместе. Когда мы впервые пришли туда нас спросили, на чем мы хотим научиться играть, Вадик с порога сказал, что на гитаре, а я не мог определиться с выбором. Когда я уже было подумал, что наверное и не хочу я учиться играть, я услышал звуки фортепиано, и они лились прямо в мое сердце. В тот момент на нем играла одна старшеклассница, и я влюбился в нее тут же. Логично, что выбор мой тогда пал на фортепиано. У меня довольно долго не получалось играть красиво, но я отчаянно старался. У Вадика же открылся настоящий музыкальный талант. За два года он научился играть практически на всех музыкальных инструментах, которые были в распоряжении кружка. Его преподаватель продвинул его учиться в музыкальную школу. В одиннадцать лет он выступил в филармонии. В один день он стал гордостью нашего интерната.

На том концерте в филармонии была одна бездетная пара, полковник, дядя Толя с женой. Жена его, тетя Влада, была высоким ценителем хорошей музыки и выдающихся талантов, коим и был Вадик. Спустя полгода они усыновили его. Вообще, усыновление было великой редкостью, к тому же если такое и случалось, то брали маленьких детей. При моей памяти таких больших детей никогда не усыновляли. День, когда его забирали был и праздником и трагедией одновременно. Я был счастлив, что у Вадика появится настоящая семья, но при этом я лишался друга и брата. Вместе с Вадиком они усыновили и забрали с собой и половину моего сердца. Вадик обожал своих новых родителей. Мы часто встречались, на этом наша дружба не кончалась. Но день, когда мы все же расстались наступил. В 1989 году, спустя год после усыновления, дядю Толика отправили служить в Берлин. А потом настал страшный день, в который СССР развалился. Мы заснули в одной стране, а проснулись в другой. В связи со сменой строя и власти в нашей стране дядю Толика отзывали назад в Россию. Но к тому моменту он как раз выходил на пенсию, и они решили остаться в Германии. Мы с Вадиком воспринимали это как хорошую новость, теперь он навсегда вырвался из Союза, один из нас исполнил нашу общую мечту. Мы решили, что как только мне исполнится восемнадцать, я переберусь к ним в Германию. Дядя Толя эту идею поддерживал. Теперь железный занавес пал, все границы были открыты и можно было ехать куда душа пожелает.