Катя Саргаева - Мирное небо

Однажды утром папа разбудил меня с улыбкой на лице.

— Я нашел тебе работу! — радостно сказал он.

Я хотела было открыть рот, чтобы возразить ему, но он осек меня жестом.

— Сначала выслушай. Тебе не придется выходить на улицу и встречаться с людьми. Вооот, я вижу в твоих глазах интерес, — с улыбкой заметил он. — Так вот, нужно перевести учебник с английского на русский. К нам в университет обратился один американец, не буду вдаваться в подробности. В общем, он счастливым случаем попал на меня. А у меня-то есть замечательный переводчик, дома под одеялом лежит. Берись не раздумывая, он хорошо платит, к тому же я знаю, что ты очень скучаешь по работе.

Так началась моя работа самой на себя. Тот американец до сих пор является моим клиентом.

— Ты до сих пор его любишь? — спросила меня Ева.

Рассказывая ей все это, я опустила рассказ о Паше и Диане и других девочках. Я сказала, что просто влюбилась в Игоря, и уехала с ним назад в Москву.

— Нет. Ничто не вечно, и все проходит, любая любовь проходит. Мне было больно не столько из-за того, что я потеряла Игоря, мне было больно из-за того, что я потеряла Себя. Мне было очень больно и страшно умирать. Игорь просто попался под руку, на его месте мог оказаться кто угодно. Я не виню его сейчас, но все же поговорить со мной, и попытаться все объяснить мне он мог бы. На тот момент ему было куда важнее свое личное моральное состояния, нежели мое. Все мужики эгоисты и трусы. Мне казалось, что я, это лоскутное одеяло. Поэтому я всегда у тебя спрашиваю «что ты на самом деле думаешь?», « каково твое личное мнение, независимо от мнения окружающих» и так далее. Мне очень важно, что бы ты знала кто ты.

— А что бы ты сейчас почувствовала, если бы встретила его?

— Ничего. Он совершенно чужой мне человек. Он был в моей прошлой жизни.

— Неужели ты не предалась бы ностальгии?

— Нет. Спустя три года, когда родилась ты, я поняла, что больше совсем ничего к нему не чувствую. Я тогда задумалась над тем, что не такой уж он был и красавец, не так уж было и интересно с ним, и секс был так себе. Сейчас, трезвым взглядом смотря на него… да я бы и общаться с ним не стала. Любовь зла, глупа и бессмысленна. Нет. Не слушай меня. Есть же люди, у которых все складывается хорошо, и они утверждают, что прожили вместе много лет и до сих пор любят друг друга. Живут же люди! Верь лучше в это.

Сама же я думала о том, как сильно любовь возвысили, возвели в ранг культуры! Любовь это безусловный атрибут повседневной жизни. О любви написаны все стихи и книги, сняты фильмы, спеты песни. В любви и есть счастье. Такое чувство, что кроме любви ничего в жизни больше нет прекрасного. Какая же это глупость!

— Значит, получается, что дедушка подтолкнул тебя к тому, что бы жить дальше?

— Не совсем. Я приняла решение жить дальше. Я решила, что хочу быть счастливой. Любой человек всегда стоит посередине линии, с одного конца этой линии «хорошо», с другой «плохо». Вся жизнь человека зависит от того в какую сторону он повернет голову. Все в этом решении. Я решила повернуть свою голову в сторону «хорошо», и меня прямо потянуло к концу этой линии. Я помню, как однажды утром папа готовил завтрак, а я стояла и смотрела в окно, была ранняя весна, и снег уже начинал таять на солнце. Папа варил кофе, а у меня родились строчки:

— Мне тоже хотелось бы уметь писать стихи, — мечтательно сказала Ева.

— Я уже очень давно ничего не писала, на меня накатывало вдохновение когда мне было плохо, когда я была несчастна. Если и у тебя так же, то я хочу что бы ты никогда не писала стихов.

Конец ноября. Наконец-то выпал первый устойчивый снег. Я сидела на своем любимом диване, обложенная кучей выписок, книг и переводов. Я работала. Сейчас я переводила научный труд одного итальянского онколога. Он пробовал разные методики, кардинальные и аморальные. Его ругала вся Европа, а он вспоминал ученых, которыми были сделаны величайшие открытия, без которых невозможно представить современную медицину. Медицина не продвинулась бы без жертв, наука не продвинулась бы без жертв. Вопрос морали и этических норм вставал ребром. Я задумалась, действительно ли можно загубить пару десятков умирающих от рака детей, чтобы найти лекарство от этого самого рака? Итальянец утверждал, что дети и так бы умерли, а так они послужили на благо обществу. Его даже пытались отдать под суд из-за этого, но оказалось недостаточно предъявленных обвинений.