Александр Семенов - Вольные кони

Думать не думал, что когда-то могут вот так разом всколыхнуться, горюче вскипеть детские обиды и переживания, осевшие в сердце. А вот пришел этот дядя, и обнажилась вся неустроенность его жизни, в которой он давно уже жил без тепла и любви. Одиночество иссушило душу, а садовая голова выдала этот дурацкий ответ.

Офицер грустно покачал головой, будто стряхнул с себя глупые несправедливые слова, сказал:

– Я тебя целый день разыскиваю…

– Разыскали, наконец-то… Спасибо. Ну вот что, некогда мне тут с родичами раскланиваться, работа стоит, – вновь занесло Сергея. И понимал, что не то, не так говорит, а поделать с собой ничего не мог.

– Полегче, племяш, говори, да не заговаривайся, нечего выламываться передо мной, – сухо сказал военный. – Нет моей вины, что жизнь твоя так сложилась. Родные попросили разыскать тебя, известить, что умер твой отец. Зовут на похороны.

У Сергея съежилось все в груди, дошло, какую нелепую комедию разыгрывает перед пожилым человеком. Потянул из пачки сигарету, подкурил, сел на подоконник, пытаясь осмыслить услышанное. Дядя терпеливо ждал ответа и, когда истлела в руке Сергея сигарета, нарушил тишину:

– Поезд через три часа, билеты у меня в кармане, времени нет тут нам рассиживаться.

Сергей встал, не зная еще, решился он или нет, что-то подталкивало его поехать на похороны отца. Но годы безотцовщины, горькие дни детского горя и одиночества останавливали. Не было времени разобраться в себе, и он вопросительно посмотрел на дядю. Тот по-своему истолковал его взгляд:

– Ну что ж, по-мужски решил, племяш, сейчас заедем к тебе домой – и на вокзал.

И только там, на перроне, прячась от холодного, пропахшего мазутом и железом ветра за стеклянной стеной киоска, Сергей спросил его:

– А отчего он умер-то, – не в силах выговорить непривычное слово – отец.

– Старый он у тебя был, – просто ответил дядя. – Ты разве не знал? Но годов десять мог еще прожить.

– Откуда ж мне было знать? Я и фотокарточки его не видел, а никто как-то не догадался мне ее послать, – жестко ответил Сергей.

– Ну знаешь, племяш, с таким настроением тебе лучше дома оставаться, – взорвался дядя. – Мать твоя, как они расстались, по всей Сибири колесила, поди догони. Он ее несколько лет разыскивал, а потом и его жизнь закрутила… В общем потерялся ваш след, да и поздно, наверное, было осколки собирать, разбитое склеивать, – тише заговорил он. – Узнали, что вы живете в этом городе совсем недавно, кто-то из деревенских случайно твою мать здесь встретил. Я как утром прилетел, сразу в военкомат, поднял всех на ноги, отыскал твой адрес. Дома, конечно, не застал – рабочий день. Спасибо соседке, подсказала, где тебя искать…

«До отхода скорого поезда… осталось три минуты», – прокатилось по перрону. Тягостно было молчать, стоять у вагона.

– Ну так едешь или нет? – твердо спросил дядя.

– Ехать далеко? – спросил Сергей, словно от расстояния зависело его решение.

– К утру будем на месте, – пообещал дядя, и они поднялись в тамбур.

…Вагон убаюкивает, укачивает, будто в зыбке. Удивительно и горько Сергею, что совсем рядом – ночь проехать – родина отца и его, выходит, тоже. Сколько раз проезжал он эту маленькую станцию, мог даже видеть его из окна или столкнуться нечаянно с ним на остановке, да не довелось. Неясные воспоминания бродили в нем и откликались давним полузабытым детским сном, в котором оживала непроглядная ночь: тусклый мокрый фонарь болтается на столбе рядом с вагоном, черная блескучая вода заливает землю, его, маленького Сережу, передают на руки стоящему внизу человеку, тот прижимает его к груди, бережно несет мимо разрушенной поленницы дров, и вода кружит, уносит вымытые поленья. Под грубым брезентовым плащом человека тепло и уютно и совсем не страшно глядеть на этот вселенский разор. Частые вспышки молний вырывают на мгновение небритое улыбающееся лицо: губы говорят какие-то ласковые, успокаивающие слова, а какие – не упомнить. Сонного его заносят в дом, слышатся взволнованные громкие голоса, но они доходят до него, как сквозь вату, пахнет чем-то вкусным и праздничным, и кто-то накрывает его одеялом…

«Не довелось, не повстречались», – билась сейчас в нем одна мысль, повторялась под стук колес и заглушала последние сомнения. Ночной поезд с каждой минутой приближал его последнюю встречу с отцом. Дядя как спал бесшумно, настороженно, так и проснулся без предисловий – разом скинул ноги на пол, крепко потер виски ладонями.