Александр Строганов - Стравинский

– Наверное. Не совсем понимаю тебя, но, наверное, ты прав.

– Как два старинных приятеля, согласен?

– Мы и так два старинных приятеля.

– Завтра война? Шучу… Здравствуй, Иона.

– Здравствуй.

– Все же не могу удержаться, и не спросить. Можно?

– Почему же нет?

– А во время замалчиваемых событий, Иона, где ты жил?

– О каких событиях идет речь?

– О любых, не важно, о событиях, что замалчиваются или умалчиваются неизвестно кем и неизвестно зачем, событиях по умолчанию, если выражаться современным языком, событиях, что происходили между нашим совместным путешествием во чреве зверя и нынешним твоим визитом ко мне, своему напарнику по чреву. Покамест обозначим мой статус так, осторожно – напарник по чреву. Старинный приятель и напарник по чреву. Не возражаешь? Дальше будет видно, пока пусть будет так.

– Пусть будет.

– Жана-Жака, пожалуй, напрасно приплел. При чем здесь Жан-Жак?.. Собакам до всех этих катавасий дела нет. И не должно быть. Чистое существо. Спит, подрагивает… Веришь, нет? первый раз встретил собаку, от которой не пахнет псиной. Уж мы всей семьей и так, и этак обнюхивали – запаха нет. У меня большая семья. Еще Ваал и Пума. Я их, в известной степени, тоже своей семьей считаю. Большую часть времени с ними провожу. Жену редко вижу. Много работы. Ваала и Пуму чаще. Так вот, моя жена улавливает запахи почище легавой, и то не обнаружила. Иногда приходит в голову, а, может, Жан-Жак вовсе не собака?

– А кто же?

– Жан-Жак. Просто Жан-Жак. Такой вот Жан-Жак. Сам по себе Жан-Жак. Не может же собака говорить? А моя – говорит. Мы с ней беседуем. Довольно часто. Не скажу, чтобы Жан-Жак был уж очень образован. Но животное порядочное, немного мечтательное, склонное к идеализму. Либерал, но не пакостник. И, главное, совершенно не воняет. Невольно вспоминается вонь во чреве. Помнишь эту вонь? На всю жизнь послевкусие осталось… Но ты мою осторожность не осуждаешь?

– Нет, зачем же?

– Все же где ты жил все это время?

– В Ниневии.

– Все эти годы жил здесь, среди нас?

– В общем да.

– Странно, согласись.

– Что в этом странного?

– Но это как минимум странно, согласись.

– Что же здесь странного?

– Настаиваешь?.. Ну, да, ну, да. Если вдуматься, ничего странного. Да, да, ты прав. Как всегда, прав. Мы, видишь ли, склонны находить странности в том, что на самом деле является обыденным, и наоборот, не замечаем чудес, когда они буквально лезут в глаза. Всё шиворот навыворот. С другой стороны, это неплохо. Для иных небо на землю обрушилось, а для нас ночь как ночь, фонарики зажжем и дальше рыбу чистить, сети вязать. Кто – любить, а кто устал – просто так спать отправится. И очень хорошо, просто изумительно. Помнишь Марка?

– Которого из них?

– Таверна в четырех кварталах отсюда.

– Припоминаю.

– Так вот, сожгли его. Вместе с таверной.

– Слышал.

– От меня?

– Нет, еще раньше.

– Откуда?

– Не помню.

– А меня слышал? Вот когда я тебе про Марка рассказывал. И вообще слышал? Слышал меня, слушал? А я много говорил. Сам от себя не ожидал. Я вообще-то не из болтливых, а тебя увидел, разволновался, затараторил. Практически всё выложил. Сомнениями поделился. Сомнениями, опасениями. Вопросы разные задавал. В том числе жизненно важные, главные вопросы. Ждал твоего слова. Волновался. Соскучился. И в твое отсутствие часто с тобой разговаривал. Когда трудность какая непреодолимая, недомогание или недопонимание – сразу к тебе. Представлял, что ты рядом. Как прежде. Будто сидим на корточках, смрадом дышим, о будущем мечтаем. А то, бывало, запоём. Жутко и хорошо. Тем и успокаивался. Тут ты, откуда ни возьмись. Как водится, разволновался. Думаю, теперь-то уж всё расскажу, поделюсь. Думаю, наговоримся наконец. Хотя я – не из болтливых. Да ты и сам знаешь. Слова и мысли наперегонки, сердце зашлось, руки холодные. Накопилось за столько лет-то. А ты молчишь. Да разве в такой ситуации можно молчать, Иона? Старинный приятель, как-никак, больше чем приятель, смею надеяться, напарник по чреву. А ты молчишь. Ты почему молчишь, Иона?

– Устал.

– Что это значит? Почему ты говоришь со мной загадками?

– Никаких загадок. Устал и всё.

– Меня не слышал, не слушал?

– Дремал, извини.

– Вот как?

– Устал что-то, задремал.

– Хорошо, если так. Если так дело обстоит – хорошо. Очень хорошо, если так. А у меня уже всякие мысли. Неприятные мысли, тревожные. Я, Иона, с годами тревожным стал. По причине постоянного ожидания мелких и менее мелких неприятностей люди тревожными становятся. Наливаются тревогой, даже с лица меняются. Бурыми пятнами покрываются или рябью как на вафельном полотенце. Мне тоже все время спать хочется. Времена такие. Неспокойные времена. Говорят, небо на землю падает. Не слышал ничего такого? Что-то не верится. Я специально ходил, смотрел, изучал. Другие ходили, не только я. Наблюдали подолгу. Ничего особенного. Небо как небо. На основании чего такие выводы? С другой стороны, мы к чудесам приучены – могли и не заметить. Ничего об этом не знаешь?