Александр Строганов - Стравинский

– О чем?

– О том, что небо валится?

– Нет.

– Вот и я не верю. Болтают, болтают, целыми днями болтают. Тем только и заняты, что болтают. Ну, и я, разумеется, вместе с народом. Я всегда с народом. Я, Иона – не лучше других. Не возвышаюсь. И в мыслях нет. Но глобальным видением, чего скрывать, маленько награжден. Случается, даже заболеваю. За все человечество страдаю. Мысли о государстве посещают. Как-то внезапно накрывает. Будто прозрение. Тягостное. Потом отпускает. Я тебе так скажу – всё в упадок приходит. И это не домыслы. Я свидетельствую. Безобразничаем. Членовредительство, блуд. Чревоугодничаем, излишествуем, деградируем, вымираем. Конец Света скоро. А, вот, скажи, Иона, по старой дружбе, что там о Конце Света слышно?

Иона молчит. Закрывает глаза. Спать? снова спать будет?

Филиппа осеняет – да он же недослышит, Иона недослышит. Потому и молчит и спит на ходу. И как это он, Филипп, раньше не догадался?

Филипп кричит что есть сил, как обыкновенно кричат на пожаре, – Иона! Иона!

Иона вздрагивает. – Что случилось!

– Иона, ты меня слышишь?

– Что случилось?

– Иона, ты слышишь меня?

– Ты чего орешь? Я хорошо слышу тебя.

– Мне показалось – ты глухой. Молчишь, то и дело засыпаешь. Стесняешься, стараешься скрыть. Все приметы налицо. Глухие себя стесняются. Вот я и подумал, а вдруг?

– Все в порядке. Бог милостив.

– Слава Богу.

– Иона, скажи, о Конце Света ничего не слышно?

– Все в порядке. Бог милостив.

– Слава Богу.

– Слава Богу.

– Слава Богу.

– Слава Богу! – сипит спросонья Пума. Проснулся. От такого крика кто угодно проснется. Паровоз проснется от такого крика. Крик у Филиппа – что твой гудок паровоза. Паровозы, известно, по гудку просыпаются.

– Слава Богу! – сипит, проснувшись, Пума.

– Слава Богу! – отвлекшись от окна, вторит Пуме Ваал. – Приветствую тебя Иона! Какими ветрами? – Направляется к столику, усаживается, принимается за вино. Пьет маленькими глотками, скорее мочит губы, нежели пьет. – Наблюдаю дождь. Впереди закат. Дождь на закате – особое зрелище. Для знатоков и пророков. Рекомендую, Иона.

– Непременно, Ваал, – отзывается Иона.

– Потеснюсь у окна, если пожелаешь.

– Благодарю, Ваал, – отвечает Иона.

Пума, сморщившись, выпивает, шумно шарит по карманам, по-видимому, намереваясь закурить.

– Пума проснулся, оболтус Пума, – говорит Ионе Филипп. – Теперь клянчить начнет.

– Не знаю, не уверен, что проснулся. Выпить я и во сне могу, не составит труда, – бормочет Пума. – И все же проснулся. Скорее проснулся, нежели продолжаю спать. Курить хочется. Курить во сне не умею. Был табачок, нет табачку. А ведь табачок-то был, как сейчас помню. Знатный был табачок.

– Не было, и не придумывай, – отсекает Филипп.

– Зачем живу? – сокрушается Пума.

– Подал бы Пуме табачку-то, – заступается за товарища Ваал. – Уж я заплачу. Пума, когда выпьет, чаще всего закуривает. Так что уж будь добр, Филипп, угости его сигареткой. За мой счет, разумеется. От тебя в голодный май и маковой росинки не дождешься. А ты угости.

– Ваал вернулся из дальних странствий, – говорит Филипп Ионе. – Теперь бредить будет. Уже бредит. В голове не укладывается, откуда у странника деньги? Сыплется, сыплется манна небесная. Кто-то работает, и с хлеба на квас, перебивается, а кто-то странствует, да жирует, что твой тюлень. Где справедливость? И чего прикажешь ждать в обозримом и необозримом? Какая-то хроматическая гамма получается, честное слово.

– Я все слышу, Филипп, имей в виду. Дабы потом не вздумал на попятную. Какие странствия? Рассчитываешь на мое своеобычие? представить чудаком и осудить? Не выйдет. Дождь все наблюдают, не я один, – возражает Ваал. – Здесь тебе меня не ухватить. Кроме того все слышу и запоминаю по мере сил. Всегда. И нисколько не осуждаю. И, в известной степени, признателен. Обильная пища для размышлений. И об отсутствующих не забываю. Не осуждаю и рассчитываю таковым остаться в ответ. Невзирая на Конец Света, что остался далеко позади, если окинуть и сопоставить. Раз уж речь зашла о государстве и Конце Света.

– Конец Света? Что-то такое, как будто… – Пума протирает глаза. – А что? Не исключено. Некое мерцание наблюдается. Или спросонья? Если честно, я бы не удивился. Какая-то неопрятность и вычурность во всем. Мреет. Курить хочется. По пробуждении, как правило, испытываю это и подобные желания. К тому же туманно. Хроматическая аберрация, не иначе.

– Не тревожься, Пума. Это дождь, – утешает приятеля Ваал.