Бернис Рубенс - Я, Дрейфус

Бедняга Мэтью был на грани, и Сэм опасался за него.

— Вы должны быть сильным, ради вашего брата, — сказал он.

Это была банальная фраза, но он не знал, как утешить Мэтью. Ему хотелось убить Сьюзен — за все те мучения, которые она доставляла. И вдруг его осенило:

— А может, вам стоит уехать на время? У меня есть домик в Суррее. Там сейчас никого нет. Моя семья на этой неделе в Лондоне. Там тихо и спокойно. Вы сможете хоть немного передохнуть от своих проблем. Погуляете, послушаете музыку, почитаете. Я уверен, вам это поможет. Пойдемте ко мне в контору. Я дам вам ключи и запишу адрес.

Мэтью улыбнулся.

— А вы ведь тоже рискуете, — сказал он. — Сдаете свой дом Дрейфусу.

— Об этом никто не узнает, — ответил Сэм.

— Почему вы нам помогаете? — спросил Мэтью.

— Потому что верю, что ваш брат невиновен.

Когда они выходили из ресторана, кто-то опять прошептал: «Дрейфус!», но на сей раз Мэтью не стал отмалчиваться.

— Да, — сказал он, обращаясь ко всем, — я — Мэтью Дрейфус, и мой брат невиновен.

Когда я окончил колледж, мне предложили место в гимназии в Бристоле. Родители мной гордились. Я ведь пошел по их стопам. Мэтью, получив диплом, остался в Манчестере, стал работать инженером в одной крупной компании. Но мы по-прежнему встречались на Рождество и на Пасху в нашем старом доме при школе.

В Бристоле мне было не так уж хорошо. Репутация у школы была отличная, заслуженная, но ее директор был отъявленным мерзавцем. Человек малообразованный, хотя и имевший различные дипломы, он часто прибегал к физическому насилию — прикрываясь тем, что якобы «мне это еще больнее, чем вам», но испытывал при этом садистское удовольствие. Не будет преувеличением сказать, что я его ненавидел. Каждое утро после общего собрания я шел мимо очереди из перепуганных мальчишек, в основном младшеклассников (директор предпочитал самых юных), ждавших своей порции наказаний, от которых «мне еще больнее» и т. д. Иногда я ждал вместе с ними. Я ничего не говорил, но надеялся, что они почувствуют мою поддержку. А потом я слышал из-за двери рыдания, и, что бы ни утверждал директор, это были не его боль и не его слезы. Все время, пока я работал там, мне удавалось его избегать, и встречались мы только на педсоветах. Потом, к счастью (да простит меня Господь), он скончался. Ему было слегка за пятьдесят, но жалко мне его не было. Злой он был человек, и детям без него жилось куда лучше. На его похороны я шел с радостью.

Временно исполняющим обязанности директора стал его заместитель, человек предпенсионного возраста. Я к тому времени уже возглавлял английскую кафедру, и когда через полгода был официально объявлен конкурс на должность директора, я решил, что у меня есть некоторые шансы занять место покойного грешника. Но мне в ту пору было всего тридцать лет, и хотя я подозревал, что моя относительная молодость может оказаться помехой, я все-таки подал заявление. Об этом я сообщил в учительской, но на это никто не отозвался. Никто не пытался меня отговорить или переубедить. И я решил сам эту тему не форсировать. До меня доходили слухи, что есть шесть серьезных претендентов. Но я ждал, когда меня вызовут на собеседование. Ждал напрасно. Меня даже не пригласили поговорить. Кандидатура наконец была выбрана, должность получил человек немногим старше меня. Мне было не по себе, я недоумевал, чувствовал себя униженным. И решил поискать новую работу.

Мэтью устроился работать в Лондоне, и я мечтал перебраться в столицу, быть к нему поближе. В Хаммерсмите требовался заместитель директора, и я немедленно отправил туда заявку. Удача мне сопутствовала, и я, безмерно радуясь, покинул Бристоль безо всякого сожаления, разве что расстался с несколькими друзьями.

Наступило Рождество, время для семейного сбора. Мэтью приехал не один. Ее звали Сьюзен Коэн. Интересное сочетание, подумал я тогда. В нем чувствовалась нерешительность. Фамилия не оставляла сомнений в ее религиозном происхождении [9] Коэн — фамилия, свидетельствующая о принадлежности к роду еврейских первосвященников, когенов. , а имя было совершенно христианским. Похоже, ее родители вступили на тот же путь, что и мои, но, в отличие от них, до конца не пошли. Сьюзен была красивая девушка, добрая и обаятельная. Они с Мэтью очень подходили друг другу, и я был рад за обоих.

— Пора и тебе остепениться, — подтрунивала надо мной Сьюзен.

Прежде я серьезно не задумывался о браке. Иногда я ходил с какой-нибудь подругой поужинать или в театр. Мне нравилось женское общество, но ни одна не вызывала у меня чувств глубже, чем дружеские. А теперь мне хотелось быть наравне с Мэтью. Я боялся, что, если останусь холостяком, наши отношения перестанут быть такими близкими. Родители тоже меня поддразнивали. Они мечтали, чтобы мы оба остепенились. И с нетерпением ждали внуков.