Анатолий Новиков - Календарные дни

— Несите, Любовь Сергеевна! — очнулся от забот Смаконин и тяжело выпрямился в кресле. — Да подскажите, что на дворе — лето еще или осень настала?

Полная белокурая женщина внесла поднос.

— Стоит ли так надрываться? — упрекнула она мужчин, ловко расставляя чашки. — Вторую неделю из кабинета не выходите. А ведь грачевец не оценит по достоинству, как старшие начальники заботятся о его благополучии.

— Терпеть надо, Любовь Сергеевна! — отвечал смиренно Смаконин. — Повыше нас люди погибают над отчетностью.

Стык проводил глазами зад заботливой женщины и внезапно крякнул от бессилия — извлечение сельхозпродуктов отрицательно повлияло на его потенцию.

— Давай приказ — сей месяц удержаться по надоям! — наконец решил Смаконин. — Не удержим эти граммы — снимут с работы. Опять Козюков начнет права качать да укорять всех подряд, не понимая сложившейся в районе и республике молочной обстановки.

Смаконин прихлопнул сновавшего по сводке таракана и мечтательно произнес:

— Вот почему мне по нраву определенные отношения между людьми — сложноподчиненные, простоподчиненные, но всегда — подчиненные.

— Не дорога Козюкову честь района! — встрял Федор Федорович Стык в глубокомысленный разговор, оживляя лицо директора за дымкой сводных цифр. — Все про страну заговаривается — будто он не директор совхоза. Но страна и без него проживет, а район — нет. Как-то пытался часть семенного зерна у него забрать под концентраты свиньям, так он послал всенародно в неудобное для руководителя моего ранга место!

Но внимание Смаконина уже привлек очередной по списку руководитель хозяйства, подрубающий благополучие сводки.

— Сколько раз предлагал — стащи Петра Вениаминовича Стального с должности директора совхоза! — громко вскричал Николай Парамонович, с ужасом глядя на бесконечно малые цифры надоев. — Два дня минуло, как вкатили ему последнее предупреждение, а молоко в его стаде на треть пропало!

Смаконин постучал по бумаге, отмечая место падения руководителя. Перед глазами поплыло услужливое, сильно мятое, точно на нем собаки спали, лицо товарища Стального, в ушах послышался его вазелинный тенор, в ноздри проник запах сочного шашлыка, сформированного из мяса неучтенных хозяйственных агнцев.

— Не поторопиться бы с оргвыводами! — жарко вступился за свояка Федор Федорович, мысленно обложив его за молочный недолив. — У него по общим фекалиям самая благополучная и радостная графа в сводке! Когда столько фекалия гнали в поля?

— Брось защищать родственника! — главный администратор нахмурил сильные в намеках брови. — Наверху сейчас не за органику вздуют, а за молоко. Ладно, поставим Стального начальником пчелоконторы. С района уже четверть века никто за мед не спрашивает, будто его не было ни в Грачевке, ни в России.

— И этот крепости сдает! — сердито заметил Федор Федорович Стык, перевернув страницу и упирая тощим пальцем в первую же фамилию. — Резво показатель у Лазарева вниз запрыгал. Неужто не переварил последней директивы по молоку? А казалось, что на лету слово начальника ловит и бережно опускает в душу.

— Не виноват сильно-то Лазарев, — неожиданно для себя вступился Смаконин и не мог уже остановиться. — Корма же нема. Сами ему большой план по корнажу отвесили. А мужик ни сном ни духом, что за смесь такая. Переволновался. Зерно получил с поля влажное, силос заложил кислый, машин нужных нет. Вот и напрессовал в траншеи грязь. Скотина-то и объявила голодовку — не жрет рекомендованный областными учеными корнаж.

Федор Стык сосредоточенно углубился в сводку, за эти дни так много поведавшую ему о положении дел в хозяйствах. Бумага росла прямо на глазах районного начальства и вширь, и вглубь, и наискось, прихватывая свободное пространство служебного кабинета. За стройными колоннами цифр основной извлекатель сельхозпродукции тотчас увидел, точно живого, исполнительного Лазарева с круглыми плечами, животом и круглыми улыбками. По осени Стык баловался с ружьем на торфяных разрезах. Легавая не шла в холодную воду, и Лазарев, оставшись лишь в строгом галстуке и носках, красиво подплывал к берегу с чирком в зубах.

В окно кабинета робко заглядывали последние лучи предзимнего солнца. Теперь всеобщая сводка выглядела еще огромнее и грознее. Она заняла не только стол главного администратора района, но весь пол, стены, углы и уже пыталась пробиться за дверь. Трудно было поспеть за ее неудержимым ростом, осунувшиеся начальники с воспаленными от бессонницы глазами блуждали едва ли в середине отчетности. А конца ее не предвиделось.