Мари-Од Мюрай - Спаситель и сын. Сезон 2

— Я напишу просто «Самюэлю»? — спросил Вьенер, ища место на конверте для надписи.

— Самюэлю Каэну.

Волнение и тревога вызывали у Андре Вьенера легкий тик, вот и сейчас он быстро заморгал.

— Антуан, оставь нас на минутку!

— Но нас ждет мэр! — отозвался молодой человек, который, как видно, исполнял у пианиста обязанности импресарио.

— Пусть ждет, — уронил Вьенер.

У него была своеобразная манера говорить: почти не разжимая губ, отчего слова звучали несколько высокомерно. Антуан сердито посмотрел на непрошеного посетителя и молча вышел из комнаты.

— У меня была знакомая, Лина Каэн, — сказал Вьенер, подписывая диск.

— Это моя мать.

— Я был совсем юнцом. Без гроша в кармане. Она меня приютила на некоторое время.

— Приютила, — повторил озадаченный Самюэль.

— На год или два, — сказал Вьенер и протянул Самюэлю подписанный диск, держа его кончиками пальцев.

— Но… я ваш сын или нет? — пробормотал Самюэль.

— Она так вам сказала?

— Она ничего мне не говорила. Я догадался. В общем, я подумал…

Дверь приоткрылась, и Антуан заглянул в комнату:

— Извини, но нам пора. Мы же приглашены в ресторан.

— У меня, Антуан, семейная сцена. Дай мне, пожалуйста, несколько минут. Я только что нашел сына.

— Ты? Сына? — изумленно переспросил тот.

— Да. И закрой, пожалуйста, дверь.

Антуан закрыл ее со злобным хлопком.

— Патологически ревнив, — заметил Вьенер. А потом улыбнулся.

Самюэль впервые видел, что Андре Вьенер улыбается. Улыбка была скорее насмешливой, чем счастливой.

— Тебе захотелось иметь отца?

— Не знаю, у меня никогда его не было. Но, наверное, чего-то не хватало, — ответил Самюэль, мгновенно усвоив небрежный тон Вьенера.

Он видел, что Вьенер, что бы он ни чувствовал, предпочитает играть роль «равнодушного красавца». Однако глаза его заморгали чаще.

— И ты думаешь, меня можно звать папой?

Десять часов вечера. Спаситель мысленно произвел смотр всем, кто расположился у него под крышей. В кухне мадам Гюставия и трансгендер Сержант. На чердаке Габен и Спасён. В детской Лазарь, Поль и еще Чудик. На кресле-кровати в рабочем кабинете Жово, лестницы ему не одолеть. И наконец, Луиза в спальне, ставшей уже семейной. А что? Нормальная семья: трое детей, родители и дедушка.

— Если в мире все бессмысленно, — сказал сам себе вслух Спаситель, — кто нам мешает самим придумать какой-нибудь смысл?

Луиза уже лежала в постели и делала вид, что читает книгу «Может, мы все ненормальные?». Услышав слова Спасителя, она подняла голову:

— Это ты сам додумался?

— Мог бы и сам, но меня опередил Льюис Кэрролл. Очень красивая на тебе штучка, вся в дырочках.

— Называется кружевная сорочка.

— Надо бы и мне такую же, а то у меня даже пижамы нет.

Он притушил лампу и снял свою несносимую толстовку с надписью «Колумбийский университет», которую надевал по субботам. Луиза исподтишка на него взглянула и лишний раз задала себе вопрос: как это она ухитрилась обзавестись таким удивительным бойфрендом. Полуголый Спаситель сидел на краю кровати и смотрел на нее так пристально, так внимательно, как может смотреть только любящий психотерапевт. Да, конечно, он влюблен в нее, но настолько ли сильно, чтобы помочь ей достичь желаемого?

— Думаешь, у нас получится? — спросила Луиза.

— Что именно?

Луиза искала слова и выкладывала их одно за другим перед ним и перед собой тоже.

— Создать… новую… семью. Несмотря на то, что Жером и Пэмпренель стараются изо всех сил нам помешать. Потому что… это ведь так, правда?

— Так-так-так, — подтвердил Спаситель.

Минутка молчания. И завораживающий голос:

— У нас все получится. Я думаю, даже ребенок.

Луиза вздрогнула. Она никогда не говорила ему, как мучительно ей хочется третьего.

— Как… Как ты догадался?

— На улице ты заглядываешься на все коляски.

Луиза обняла Спасителя.

— Твой телефон, — шепнула Луиза.

— Слышу.

Это пришла эсэмэска.

— Уже поздно, кто это может быть?

— Понятия не имею. Возможно, кто-то из пациентов грозит выброситься из окна, если я немедленно не доставлю ему хомячка.

— Проверь, если хочешь, — сочувственно посоветовала Луиза.

— Не хочу. Но все же придется.

Он вскочил слишком резко, так что пришлось снова сесть на край кровати.

— Что с тобой?

— Голова закружилась, — объяснил он, вставая.