Луиза Эрдрих - Круглый дом

Когда ты маленькая, ты сама не понимаешь, что кричишь или плачешь. Твои переживания и твои крики – это одно и то же. Я только помню, как открывала рот и не закрывала до тех пор, пока меня снова не вернули к маме.

Каждое утро, пока мне не исполнилось одиннадцать, мама и папа Альберт массировали мне голову, пытаясь придать ей нормальную округлую форму, и руки, и ноги. Они заставляли меня поднимать мешочек с песком, который мама пришила к рычагу с противовесом. Они меня будили и приводили в кухню. Дрова уже потрескивали в плите, я выпивала стакан голубоватого молока. Потом мама садилась на стул и брала меня на колени. Она массировала мою голову, а потом обхватывала ее своими сильными пальцами и выправляла кости черепа.

– У тебя иногда будут видения, – предупредила меня мама однажды, – твой родничок не зарастал дольше обычного. А через него духи обычно залетают в голову.

Папа сидел на другом стуле напротив, ждал, когда придет его черед вытягивать мое тело с головы до пят.

– Вытяни ноги, Таффи, – говорил он. Это у меня такое прозвище было. Я клала ноги на папины ладони, и он тянул меня в одну сторону, а мама крепко держала меня за голову и тянула в противоположную.

Это мой брат Седрик стал называть меня Таффи – Ириской, – потому что он знал, что, когда я пойду в школу, у меня обязательно появится прозвище. Ему просто не хотелось, чтобы это прозвище намекало на мою деформированную руку или голову. Но моя голова – а она была такой уродливой, что, когда я родилась, врач поставил мне диагноз: идиотизм! – изменила форму благодаря маминым массажам. И когда я уже достаточно подросла, чтобы смотреться в зеркало, я даже показалась себе красивой.

Ни мама, на папа никогда не говорили мне, что я ошибаюсь. Это Шерил первая сообщила мне новость: Ты, сказала она, такая уродина, что даже симпатичная!

Я посмотрелась в зеркало, как только мне представилась такая возможность, и поняла, что Шерил не соврала.

Дом, в котором мы тогда жили, до сих пор пропитан запахами гниющего дерева, лука, жареной утки, соленого пота чумазых детей. Мама всегда приучала нас к чистоте, а папа – к грязи. Он брал нас в лес и показывал, как выследить кролика и как ставить силки. Мы выдергивали сусликов из нор веревочной петлей и набирали полные ведра ягод. Мы катались на строптивых пони, ловили щук в ближнем озере, каждую осень копали картошку на продажу, а вырученными деньгами оплачивали учебу в школе. Мама проработала в больнице недолго. Папа торговал дровами, кукурузой, тыквами. Но мы не голодали, и в доме царила атмосфера любви. Я точно знала, что мама и папа меня любят, потому что им стоило немалых усилий вытащить меня из системы социального обеспечения, правда, и я им в этом помогала своим истошным криком. При всем при том не хочу сказать, что они были идеальные. Папа выпивал иногда и валялся потом на полу. У мамы был взрывной характер. Она нас никогда не била, но кричала и бушевала дай боже. Хуже того. Она могла наговорить кучу обидных вещей. Однажды Шерил стала плясать в доме. А у нас там была полка, аккуратно прибитая в углу. На полке стояла хрустальная ваза, которой мама очень дорожила. Когда мы приносили ей из леса букеты диких цветов, она их ставила в эту вазу. Я много раз видела, как она ее бережно моет мыльной водой и натирает до блеска старой наволочкой. И вот Шерил случайно смахнула рукой вазу с полки, та со звоном упала на пол и разлетелась вдребезги.

Мама в этот момент хлопотала у плиты. Она обернулась и всплеснула руками.

– Черт тебя побери, Шерил! Эта была моя единственная красивая вещь!

– Это Таффи ее разбила! – крикнула Шерил и кинулась вон из дома.

Мама начала горько плакать, прикрыв локтем лицо. Я начала было собирать с пола осколки, но она сказала, удрученно так: «пусть лежат» – и я пошла искать Шерил. Она пряталась в своем любимом месте позади курятника. Когда я спросила, почему она обвинила меня, та с ненавистью посмотрела на меня и сказала: «Потому что ты белая!» Я не затаила тогда обиду на Шерил, и потом мы опять помирились. Чему я была очень рада, ведь замуж я так и не вышла, а мне же надо было с кем-то поделиться новостями, когда меня пять лет назад нашла моя биологическая мать.

Я так и жила в пристройке к нашему домику, пока родители не умерли. Они ушли один за другим, как часто бывает с теми, кто долго прожил в браке. Все произошло в течение нескольких месяцев. К тому времени мои братья и сестры либо уже давно уехали из резервации, либо выстроили себе новые дома поближе к городу. А я осталась одна в опустевшем доме. Правда, я позволила псу, внуку того, кто когда-то облаял сотрудницу соцслужбы, жить со мной в доме. Мама с папой поставили в кухне телевизор. Они его смотрели после ужина, сидя за кухонной стойкой, сложив на ней руки. А я предпочитаю смотреть, лежа на кушетке. Я заказала себе камин с передней стеклянной панелью и вентиляторами, которые гонят теплый воздух по кругу, и зимние вечера я провожу перед камином: собака лежит у моих ног, я читаю или вяжу, а телевизор тихо мурчит за компанию.