Луиза Эрдрих - Круглый дом

Но для меня это решение было не в том плане, чтобы «поступать с другими, как ты хочешь, чтобы поступали с тобой». Я же сказала, что не терплю боли, и я бы ни на секунду не решилась испытать эту боль, но альтернатива была еще более невыносимой.

Всю свою жизнь, подсознательно, я ждала, что это произойдет. Мой брат-близнец всегда присутствовал рядом со мной – незримо. Он, не сомневаюсь, этого даже не подозревал. Когда соцслужба отняла меня у Бетти и я осталась одна в белой-белой комнате, это ведь он держал меня за руку, сидел рядом и горевал. А встретившись с его матерью, я еще кое-что поняла. В маленьком городе, в конце концов, людям прекрасно было известно, как она поступила, отказавшись от меня. Ей пришлось обратить свою ярость на самое себя, а свой позор – на кого-то другого, на ребенка, которого она выбрала. Она во всем всегда винила Линдена, обращала свою извращенную ненависть на него. Не случайно в ее прикосновении ко мне я ощутила и презрение, и торжество. И я благодарна за то, как все обернулось. До нашего появления на свет мой брат-близнец придавил меня во чреве из чувства сострадания и облагодетельствовал меня, деформировав мое тело ради того, чтобы именно я оказалась спасенышем.

Врачиха-иранка показала мне результаты анализов и провела со мной беседу. Вот что я вам скажу, говорит, вы ему подходите, но я в курсе, что с вами произошло. И хочу вам честно сказать, что в болезни почек Линдена Ларка виноват только он один. Суд вынес против него не один, а целых два запретительных ордера. Еще он пытался покончить с собой, приняв огромную дозу ацетаминофена с аспирином и запив ее алкоголем. Вот почему он сидит на диализе. Думаю, вы должны все это учесть, когда будете принимать окончательное решение.

В тот же день я приехала к брату в больницу, села рядом, а он говорит:

– Не надо тебе этого делать! Нечего корчить из себя Иисуса.

– Я все про тебя знаю. И я неверующая.

– Как интересно! – Линден внимательно оглядел меня и говорит: – А мы и правда совсем не похожи!

Я поняла, что это не комплимент, потому что он был такой симпатичный. Я подумала, что ему достались не только самые красивые черты лица матери, но еще и ее лживые глаза, и акулий оскал. Он обвел глазами палату. И все кусал губы, подсвистывал, просовывал скрученное одеяло между пальцев.

– Ты тоже разносишь почту? – спросил он.

– Я в основном сижу за окошком в отделении.

– У меня был классный маршрут, – продолжал он, зевая. – Я мог обойти все дома с закрытым и глазами. Каждое Рождество люди дарили мне открытки, деньги, печенье, такие вот делали рождественские подарки. Я все про них знал, про их привычки – все до мельчайших деталей. Я мог бы совершить идеальное преступление, представляешь!

Это меня ошарашило. Я никак не отреагировала.

Линден поджал губы и опустил взгляд.

– Ты женат? – спросила я.

– Не-а… Девчонка, правда, есть. – Он это произнес таким жалостливым тоном, словно хотел сказать: «Бедный я, бедный». – Но моя девчонка в последнее время меня избегает, потому что один высокопоставленный государственный чиновник платит ей хорошие бабки, чтобы она с ним встречалась. Компенсация за ее услуги. Понимаешь, о чем я?

Я опять потеряла дар речи. Линден рассказал, что девушка, которая ему нравится, очень молодая, работает в канцелярии губернатора, что она хорошо училась в школе и всегда была на виду – и эту всеобщую любимицу-милашку, когда она закончила школу, сразу взяли стажером к губернатору. Индеанка-стажер украшает любую администрацию, заявил Линден, и я даже помог ей получить эту работу. А для меня она и правда слишком молода. Я все ждал, когда же она повзрослеет. Но пока я валялся в больнице, этот высокопоставленный чиновничек начал ее выращивать для себя. И до сих пор все выращивает…

Мне было ужасно неловко, и, чтобы сменить тему, я выпалила первое, что пришло на ум:

– А тебе никогда не чудилось, когда ты шел с почтой по своему маршруту, что кто-то шагает рядом или позади? Кто-то, кого ты видишь, закрывая глаза, и кто исчезает, стоит тебе их открыть?

– Нет, – удивился он. – Ты рехнулась?

Наверное. Я взяла его за руку, и она сразу обмякла. Так мы и сидели молча. Через какое-то время он высвободил свою руку и стал массировать, словно я, сжав ее, причинила ему боль.

– Ничего не имею против тебя. Это была идея матери. Мне не нужна твоя почка. Меня воротит от уродов. Я не хочу, чтобы кусок тебя сидел в моем теле. Уж лучше я подожду донорской почки. Честно говоря, у тебя довольно отталкивающая внешность! То есть я, конечно, извиняюсь, но тебе наверняка это уже и раньше говорили.