Константин Минин - Своя правда

Сложнее всего было выбрать темп, с которым мне следовало подходить к «Волге». Безрезультатно стараясь подавить дрожь в руках и коленях, я старался идти не слишком медленно, чтобы им не показалось, что я трушу, но и не слишком быстро, чтобы это не выглядело со стороны как торопливое стремление выполнить Михин приказ.

Попутно я вспоминал все то, за что расписывался в полиции. Если подходить формально, то Миха в чем-то был прав. На допросе я рассказал все, что знал, назвал или подтвердил все имена и фамилии. Я, действительно, их сдал, и теперь где-то в глубине души начинал чувствовать себя виноватым. Нужно было срочно придумать какое-то оправдание, но расстояние все сокращалось, а никаких дельных мыслей в голову так и не приходило. Поэтому единственным, что я додумался сказать, подойдя достаточно близко, было:

— Я вас не сдавал.

Голос все еще предательски дрожал и, возможно, поэтому мои слова показались не убедительными даже для меня.

— Не ври! — сплюнув на землю, жестко, но без угрозы, ответил Миха.

Дима, молча, смотрел на меня.

— Я не вру, — продолжал оправдываться я.

Но Миха меня не слушал. Он закурил сигарету и немного более мягким, примирительным тоном спросил:

— О чем менты тебя спрашивали? Что ты рассказал? Почему тебя отпустили?

Я, ни минуты не раздумывая, начал отвечать:

— Они сказали, что по моей вине мама попала в больницу. Обвиняли меня в этом. Я не знал, что после моего ухода у вас что-то произошло.

— Что случилось с твоей мамой? — перебил меня Миха.

— У нее приступ сердечный был. Ее в больницу ночью увезли, а я не знал. Я думал, что отец ее покалечил, поэтому и начал оправдываться. Я сказал, что меня всю ночь дома

не было, — продолжал я, на ходу составляя правдоподобный наполовину лживый рассказ. — Они спросили, где я был — я ответил, что у тебя.

— И что? Больше ни о чем менты тебя не спрашивали?

— Спрашивали, кто может подтвердить мои слова. Я сказал, что все те, кто был у тебя в гостях.

— И ты, конечно, всех по именам назвал? — Спросил Миха, стряхивая пепел на еще яркую весеннюю траву.

— Да, — вполголоса ответил я, осознавая, что только что сам во всем ему сознался.

— Вот так ты и сдал всех нас!

Судорожно пытаясь найти способ оправдаться, я ответил:

— Я не знал, что Настя написала на вас, вернее на всех нас, заявление.

— Постой! На кого она написала заявление? — проснулся от оцепенения Дима.

— На всех нас: на тебя, меня, на него, — говорил я, поочередно, как в детской считалочке, тыча в каждого из нас пальцем.

— Макса, Рому… на всех парней, кто там были.

— Вот дура! — без злобы в голосе ругнулся Миха.

— И, правда, дура! — поддержал его Дима.

— Макс сказал, что она, скорее всего, просто не помнит ничего, потому что пьяная была. Вот и написала всех, кого вспомнила.

— А ты что? Макса видел? — удивился Миха.

— Да. Мы в одной камере сидели. Он научил меня, как себя вести надо. Только не пригодилось. Они не так допрашивают, как он говорил.

— А что Макс? Он тоже не знал, за что его закрыли?

Заметив обострившимся чутьем в словах Михи возможную ловушку, я без запинки соврал:

— Понятия не имел.

Окурок с указательного пальца Михи после сильного щелчка по крутой дуге взмыл вверх и упал в нескольких метрах от нас, отсвечивая в траве красной тлеющей точкой.

* Миха *

«Волга», тем более старая, представляет собой достаточно тяжелый, в том числе и в управлении, автомобиль.

Руль без гидроусилителя, механическая трансмиссия, капризное сцепление, минимальные, в большей степени теоретические, навыки вождения в сочетании со стремлением: «Не ударить в грязь лицом» перед Димой делали Миху опасным для себя и окружающих водителем.

Он с трудом трогался с места на первой передаче, поэтому старался не останавливаться даже на перекрестках. Ему неплохо удавалась рулить, но только лишь на прямых участках и при условии сохранения постоянной скорости. Несмотря на все это, он был горд собой, во-первых, за то, что смог завести машину без ключей, а во-вторых, за то, что, в отличии от Димы, не побоялся сесть за руль и выгнать ее из гаража, чем и закрепил свое право управлять автомобилем.

Стойкое стремление Михи, не дать Диме сесть за руль, не было связано ни с желанием покататься, ни со стремлением продемонстрировать свои навыки, он понимал, что в их положении человек, сидящий за рулем, будет, в конечном счете, определять то, куда именно они поедут, что для Михи было важно.