Анурадха Рой - Жизни, которые мы не прожили [litres]

Когда гора взорвалась, поначалу просто стоял дым да воздух потяжелел от запаха, из-за которого стало трудно дышать. Потом возникло плотное облако пепла, оно вылезло из горной вершины, словно внутри имелась еще и вторая гора, только охваченная пламенем. Я видел оранжевые отсветы огня на верхней оконечности вулкана. От нее распространился жар. Проникнув в маленький домишко в Исехе, он за минуты скрутил и иссушил листья растений, заставил умолкнуть петухов, загнал в угол кошку. Столб дыма становился все толще и гуще и, направляемый ветром, двигался на запад. Спустя несколько часов дым прекратил прибывать, жар спал и черное облако начало рассеиваться, но белесый свет не исчезал, пока не наступила поздняя ночь и не зажглись звезды.

Я выглянул в окно своей комнаты. Сквозь открытую дверь было слышно, как дедушка что-то бормочет во сне. Выскользнув из себя, я оказался в небе над деревушкой Исех. Округ Сидемен, провинция Карангасем. «Карангасем находится в восточной части Бали, – прошептал я. – Исех».

Когда от нее приходило письмо, я подолгу изучал конверт и марки, перед тем как открыть его. Ведь стоило мне прочитать послание – все заканчивалось, и мне приходилось снова ждать. Я заставлял себя повременить с распечатыванием письма день-другой. Думал о том, как оно светится и пульсирует в углу стола у меня в комнате, дожидается, пока я разберусь с уроками, порыбачу с Дину, схожу на обходы с дедушкой. Частичка моей матери, которая дожидается меня.

В самом недавнем из таких писем говорилось, что мистер Шпис работал над огромным полотном, по ее словам, одним из двенадцати, что ему заказали, и, чтобы нарисовать их, ему приходилось разъезжать по всему острову в поисках подходящих развалин. Его обезьянки путешествовали вместе с ним в машине, и мистер Шпис покупал им бананы на одном из придорожных рынков. Читая письмо, я живо представлял себе это место, чувствовал, как автомобиль со свистом рассекает воздух. Одна из его питомиц уселась мне на голову и копошилась в моих волосах, и когда мать случайно обернулась назад и увидела это, то закричала. От неожиданности все три зверька выпрыгнули из движущегося автомобиля и мигом вскарабкались на вершину кокосовой пальмы. Мистер Шпис был вынужден, стоя под деревом, выманивать их и ласково упрашивать спуститься.

Обезьянки сопровождали его повсюду. Как-то раз мы отправились на вечеринку в Денпасар, столицу острова. Бальный зал сверкал огнями, разговоры не умолкали, и всем хотелось побеседовать с мистером Шписом. Женщинам в длинных платьях и мужчинам в черно-белых костюмах, держащих в руках бокалы на тонкой ножке. Один из гостей отличился громким голосом и большим самомнением. «Что за напыщенный осел этот голландский резидент», – озвучил свое мнение мистер Шпис. Когда мы по завершении вечера добрались до машины, он поцеловал обезьянок в головы и облегченно вздохнул: «Наконец-то люди!»

На время следующей исследовательской поездки он оставил зверьков дома, и когда вернулся – обнаружил, что они изорвали самую свежую из его двенадцати картин. Четыре месяца работы, а от почти законченного полотна осталась только сотня кусочков. Клочки холста просыпались сквозь его пальцы дождем. Мать опустилась на колени и собрала их с пола, проливая слезы над фрагментами рук, ног, глаз, деревьев, коров. Несколько обрывков она положила мне в конверт вместе со следующим письмом: краска на них горела золотом. Игра светотени создавала впечатление, что клочки полотна были живыми. «Мистер Шпис совершенно не казался расстроенным, – написала мать. – Он пощекотал обезьянкам шейки и посоветовал им впредь не проявлять неуважения к большому искусству. После заперся у себя, чтобы еще раз переписать картину с самого начала».

Куда бы они ни поехали, склоны были усыпаны поблескивающими рисовыми полями, словно осколками зеркал. Мистера Шписа знали по всему острову. Даже если жители никогда с ним не встречались, они знали, кто он такой, и, завидев его автомобиль, выходили из своих домов, словно для того, чтобы поприветствовать своего друга. Он устраивался у них на верандах, закуривал сигарету и слушал их рассказы. Когда они остановились у раджи Карангасема, моя мать отправилась исследовать прекрасные просторные кухонные помещения, а мистер Шпис в это время сидел с хозяином во дворе и пил арак. Ее новый блокнот наполнился рецептами, рисунками и заметками. На полях она зарисовывала то, для обозначения чего ей не хватало слов, и позднее выспрашивала у мистера Шписа или одного из его друзей, как это называется. Таким путем она немного освоила балийский, голландский и даже немецкий. Достаточно, чтобы объясниться.