Анастасия Атаян - Узники Птичьей башни

Летом я едва не сошла с ума. Засидевшись в офисе до оди-надцати и словив свой первый супер-тариф ночной, я словила и первую в жизни белочку. Дойдя до дома, я поняла, что не помню код от входной двери. Я нажимала на кнопки, пытаясь повторить привычную траекторию движения пальцев. Я провела битых полчаса перед дверью, но так и не вспомнила код.

Я сидела на приступке и смотрела, как ветер раскачивает ветки, как луна золотит фонарь. Жаркой августовской ночью меня внезапно пробрал лютый холод. Кутаясь в пиджак, я не испытывала злости, я не возмущалась несправедливости. Внутри была лишь пустота. Меня будто прострелили насквозь ядром из Царь-пушки.

Я достала из кармана пачку и закурила. Накатила ледяная волна одиночества. В апреле и мае я всё еще была популярна, но чем больший срок я мотала в темнице из стекла и бетона, тем меньше получала сообщений, звонков и мэйлов на личную почту. Друзья-студенты обижались, что я не могла встретиться с ними в будни, друзья-нестуденты на то, что я посмела заикнуться о нехватке денег на походы по барам и ресторанам. После многочисленных отказов на мне поставили крест и те, и другие: меня перестали приглашать на вечеринки и посиделки.

Под конец сезона дождей 52 я начала игнорировать скудные личные сообщения. У меня не было ни сил, ни желания отвечать дежурное «хорошо» на банальное «как дела?». Я не хотела врать - дела шли из рук вон плохо.

Постепенно я стала замыкаться в себе. Я больше не могла говорить о новой выставке Яёй Кусамы 53 или о последнем романе Харуки Мураками, я могла лишь жаловаться на громилу-Сайто, ковыряющего чёрную бородавку, и тукнутую Ирину, охотницу за женихами-самураями.

Как я могла быть интересна кому-то, если стала неинтересна сама себе?

В июле забор уныния, которым я себя огородила, окончательно скрыл от глаз окружающий мир. Полуночное листание соцсетей не приносило ничего, кроме боли. Не сомневаясь ни секунды, я удалила «Вконтакте», «Инстаграм» и «Фейсбук».

Соцсети создавали впечатление, что все - даже те, от кого я этого совсем не ожидала - жили лучше, ярче, насыщеннее и веселее. Моя лента стала олицетворением серости - уже несколько месяцев я не постила ни одной фотографии. Лента друзей, в свою очередь, транслировала в убогий мир моей крохотной квартирки чужую дольчевиту. Фотографии лазурного берега, уютных гостиничных номеров, немецких замков, чешских пивоварен, Елисейских Полей, Пятой и других авеню, исландских термальных источников, австралийских сёрферов на балийских пляжах и ледников Антарктики отправляли мою самооценку в далёкие дали. Отпуск ждал меня нескоро, а на гавайский викенд я ещё не насидела. Селфи из роскошных баров, из красивых ресторанов, из модных магазинов, из салонов красоты, да даже чужие селфяш-ки из лифтов делали меня несчастной: замызганное зеркало в разводах, ошмётки пёстрых объявлений, сколотые края, а по центру девичья фигурка в рваных джинсах, на высоких каблуках, сжимающая пальцами клатч - на ногтях и губах оттенки каберне совиньон и мерло. Я сидела перед компом в своей уродской белой рубашке из «Юникло», не менее отвратительной юбке из того же «Юникло», водила пальцами с обстриженными в ноль ногтями по тачскрину и чувствовала себя клошаром.

- Ты вообще жива? - пришло мне от Ники в «Вайбер». -«Вайбер» и «Вотсап» были безжалостно стёрты из памяти телефона.

Жива ли я? Или уже нет? И если я жива, то как долго ещё я буду топтать эту планету? Я не знала. Я ничего не знала. Мне хотелось лишь, чтобы всё это поскорее закончилось.

Не получая от меня никаких новостей и опознавательных знаков, скоро о моём существовании забыли почти все местные друзья. Я поддерживала контакты лишь с парой институтских подруг.

И вот я сидела на приступке, кутаясь в пиджак, и держала в руке айфон, подумывая о том, что неплохо было бы вернуться к людям. Я набрала Китти, мою однокурсницу. Она сбросила звонок и прислала следом короткую эсэмэску: «я на корпоративе». Как и я, Китти была юным салариманом, как и я, она не могла свободно распоряжаться своим временем.

Дальше по списку шла Ксю. Она всё ещё жила в общаге, была поглощена пьянками и меньше всего на свете собиралась становиться белым воротником.

Я слушала гудки, длинные протяжные гудки. Ксюша не брала трубку. Я набирала её до тех пор, пока дама-робот не объявила, что абонент недоступен.

- Удивляться не приходится, - вырвалось у меня на автомате. Я встала с приступки.

Код я так и не вспомнила, его мне любезно сообщила девушка из кол-центра агентства недвижимости.