Пётр Алёшкин - Лагерная учительница

— Там и поужинаем. Все не готовить, — засмеялась Галя. — Надо нам подольститься к ним… Мама вроде готова прописать тебя, а то ведь так нам квартиру не дадут! А папа всегда был готов!.. Его что-то в школу вызвали… Наташка вроде натворила что. Сейчас узнаем… Мать говорит, она марксизмом увлекалась в последнее время… Маркса, Ленина читает днем и ночью…

— Да! — удивился Иван.

Галя, рассказывая, одевалась, а Егоркин стоял, ожидая ее. Она натянула куртку, сапоги, зонтик взяла, и они вышли на лестничную площадку, лифт вызвали.

— Я уж давно Маркса у нее на столе видела, думала, на урок задали, а у них в классе, оказывается, целая группа марксистов. Новыми интеллигентами себя называют… Целью жизни своей поставили построение коммунизма по Марксу — Ленину, очищение нашей страны от скверны новой буржуазии! Говорят, что власть реальная на местах в руках новой буржуазии. Так они называют торгашей, спекулянтов, взяточников, занимающих высокие посты…

— Ну дают!

— Они даже собираться стали, вместе читать Ленина и Маркса, обсуждать их слова и выводы, и все к нашей жизни применяют! Мать боится — не дообсуждаются ли они? Не из-за этого ли отца в школу вызвали?

Потом Галя стала рассказывать, как у нее прошел первый день на новом месте.

— Привела меня Нина Михайловна в технический кабинет, а там народу полно, шум, крик… Две бабы ругаются, матом друг друга кроют. Как попало кроют!.. Ну, думаю, влипла, как же тут работать? Ой-ей-ей!

— А ты говорила — интеллигентные люди, — напомнил растроенно Егоркин.

Подошел лифт, распахнул двери. Они вошли.

— Ты погоди… Я о техниках говорила… А по понедельникам в жэке дворники, рабочие по дому собираются. Дворниками люди разные: и старики, и девчонки, такие, как я, и даже художник один, молодой парень, а рабочие по дому одни женщины. Все, видно, неустроенные, с судьбами изломанными, и пьяницы, вижу, среди них есть! Две такие и ругались, когда я вошла. У одной муж когда-то повесился, так на нее другая кричит: ты его в петлю загнала, такая ты и сякая, и мать-перемать, и страшно слушать! Но Нину Михайловну увидели и сразу примолкли. Ее там, видать, боятся… Девчонки говорят, она всем в жэке заправляет! А начальник — отставник, бывший майор, больной, кашляет, ему все до фени! Все руководство отдал главному инженеру, и она довольна…

Они вышли на улицу и направились к автобусной остановке. Ждали недолго. Автобусы в это время ходили часто.

— А дела-то ты приняла? Чем ты заниматься будешь? — спросил Иван.

— Принимаю… Дел там до черта! Участок у меня шесть домов. И участок, как поняла я, самый запущенный… В двух пятиэтажках все квартиры с подселением, коммунальные. За квартплату жильцов я полностью отвечаю, премия от этого зависит, а в этих домах, в коммуналках, полно пьяниц. Там один полтора года за квартиру не платит, а несколько человек по году, а уж по пять-шесть месяцев страшно сколько. Нигде не работают, а как заставить заплатить, никто не знает…

— Выселили бы, да и все!

— Я тоже так сказала, а мне говорят: нельзя, закона такого нет. Уговаривай!.. За чистоту на своем участке тоже отвечаю. Следить надо за дворниками, рабочими — иначе премия долой. Зарплата их тоже на мне… А самое страшное, говорят, обход квартир. Ходить по квартирам я должна в своих домах, проверять, не залили ли их соседи, не течет ли кран, нет ли жалоб каких? Девчонка, Шура, которая мне дела сдает, ее, оказывается, в дворники перевели за плохую работу, говорит, взъелась Нина Михайловна, плохо работаю: то не то, это не так! И техники подзуживали… Не сумела ужиться…

Василий Гаврилович из школы еще не вернулся. Зинаида Дмитриевна была расстроена, рассказала, из-за чего его вызвали. Наташа сидела здесь же и изредка поправляла мать.

В школу сегодня одна девчонка пришла в сережках с бриллиантиками, хвастаться стала. И ценник с собой принесла, показала. Больше тысячи стоили сережки. Девчонка та, со слов Наташи, всегда ходила расфуфыренная, вся одежда фирменная. Школьную форму она уж забыла, когда надевала. Мать у нее продавец в универмаге, без отца растит… Наташа сказала девчонке, что такие сережки на честные деньги купить нельзя, только на ворованные. И ребята стали смеяться над девчонкой. Она заплакала, убежала домой, матери пожаловалась. Мать в школу примчалась. Наташу к директору требовать стали, чтобы извинилась. А Наташа возьми и ляпни и при матери, что такие сережки можно купить только на ворованные деньги. И не извинилась, как ее ни стыдили, ни уламывали. А вот теперь отца вызвали…