Пётр Алёшкин - Лагерная учительница

— Доверяем, Боря, не тяни. Руки чешутся… Праздника хочется!

— Праздник будет потом. А сейчас за работу! Тебя, Веня, я командирую в Удмуртию на неделю. Будешь расторопным, заработаешь рублей двести… И никакого риска, Веня. Никакого! Выедешь в следующее воскресенье, а в субботу с Романом можете мелким бизнесом заняться, потренироваться в общении с людьми! Поезжайте в ЦУМ утречком пораньше, там всегда какой-никакой дефицит выбрасывают, занимайте очередь несколько раз, где товар подефицитней, и, когда очередь подходить будет, продавайте ее за пять-десять рублей, дефицит покажет, тем, кто сзади и надежду не имеет достояться… Колов по сорок возьмете — не меньше. Каждый день промышлять в магазине нельзя, примелькаетесь!

— Ага, без риска. А мусора. Там их много, — сказал Веня.

— Друг мой, все продается и все покупается! Красная цена милиционера в магазине — пятерка. Вляпаешься, пятерку ему в зубы и работай спокойно… И работать вежливо, с улыбкой. Притирайся, Ромашка, — похлопал по плечу Палубина Борис. — Спасибо скажешь потом… Я вот что думаю о тебе. Это все мелочи, с очередями-то… Тебе нужно школу хорошую пройти. Лицо у тебя добродушное, глаза доверчивые… Глаза, конечно, измениться могут… С твоими данными большие дела делать можно. Жить по-королевски! На черта тебе завод… Прописка у тебя теперь есть… Хочешь, я тебя официантом устрою в хороший кабачок? Заживешь… Бабки всегда будут… Работа с людьми. Через день. Для бизнеса время есть. Год-другой, и «жигуленок» твой! Обмозгуй! Правда, в кабачок тот нужен взнос солидный. Кусок. Тысяча рублей… Но я тебя по дружбе выручу. Расплатишься!

— Боря, устроишь — я твой! — Роман захмелел от выпитого пива, смотрел на Бориса, как на волшебника, который одним движением руки вытаскивает его из грязи. Опасался одного, как бы все его слова так словами и не остались. — Мой дом — твой дом!

— Моя жена — твоя жена! — подхватил Веня.

— Э, Веник! Это ты брось. Дружба дружбой, а жены врозь! — Роман хлопнул Веню по плечу и потрепал, но тот грубо сбросил его руку со своего плеча.

— Романчук, ты такой же веник, как и я! — И Веня пропел: — Мы с тобой два веника и в одной руке… А зачем мне в Удмуртию, Боря? Ты не сказал!

— Культуру в массы нести будешь, Веник. Работа не пыльная. Приедешь в глухой поселок, подальше от цивилизаций, и будешь ходить по домам, показывать портрет, увеличенный с фотографии — вручу позже, — и спрашивать: не желаете ли, бедные родители, увеличить изображение чад своих, удравших в города, чтоб лучше видеть их слепнущими от старости глазами. Желаете? Давайте фото вашего чада, и адресок ваш записывайте на обратной стороне, и двенадцать рэ готовьте к прибытию портрета. Вот и все!.. Фото сдашь мне… За каждое я плачу тебе семьдесят пять коп. Сто штук — семьдесят пять рэ, двести — сто пятьдесят. Я однажды за час пятнадцать фото взял, усек! Будешь расторопным, за неделю триста привезешь… А дальше пусть тебя не волнует! Твое дело собрать, сдать и бабки на карман!

Борис поручил свою работу батрака Вене. Он изредка батрачил у опытного дельца, которому сильно завидовал и мечтал сам организовать какую-либо подобную фирму. Делец, его по правилам игры звали хозяином, ничего не делал, только работу распределял. Он посылал батраков в глухие уголки страны с таким же заданием, какое дал Борис Вене. За каждую привезенную фотографию платил рубль. Борис решил присвоить четвертую часть, поэтому и предложил только семьдесят пять копеек. Борис считал, что вырос из штанов батрака, но не хотел порывать с хозяином. На всякий случай! И решил перепоручать своим батракам. Фотографии хозяин отдавал фотомастерам увеличивать и платил им по четыре рубля за портрет, потом наиболее проверенный батрак набивал портретами чемоданы и развозил по адресам, раздавал, собирал по двенадцать рублей. Деньги сдавал хозяину, а сам получал с портрета два рубля. Таким образом хозяин, занимаясь только распределением работы, с каждого портрета присваивал по пять рублей. И фирма его процветала.

Морозец на улице чувствовался, когда выходили из кафе, где было накурено. Туман стоял от дыма. Поэтому воздух на улице показался необычно легким, свежим. Дышать хотелось.

— Поздняя осень! Здоровый, ядреный воздух усталые силы бодрит, — пропел Борис. — Бывайте, мужики! Я тачку ловлю. Любовные дела впереди!..

— И я отчаливаю. Ромишевский, будь.

Домой Палубин приехал в начале двенадцатого. Никогда он еще так поздно не возвращался, да еще выпивши. Но Ира поймет. Он обрадует ее. Давно пора уходить с завода. Там ловить больше нечего… Хватит! Теперь я москвич. Пора в люди выбиваться…