Пётр Алёшкин - Лагерная учительница

— Да, да, плохо! Я впервые сейчас человеком себя почувствовал. Меня везде уважают! А дома — вонь! Хоть не приходи…

— А ты и не приходишь, я тебя раз в неделю — вот так — вижу! Задания у него каждую ночь. Как связался с Никитиным, так дома ему говном запахло…

Она меня достала совсем, и я не выдержал, взорвался, заревел:

— Да заткнись же ты!.. Дай пожрать! Чего ты развонялась…

— Это ты воняешь, ты! — с ненавистью глядела на меня Рая. — Каждую ночь от тебя перегаром за версту несет! Хоть в постель не ложись с тобой…

— И не ложись, не ложись! — орал я. В запале у меня сорвалось, что не нужно было говорить. — Тебе там делать не хрена! Бревно!

— Ученую нашел? — стала медленно подниматься Рая. Глядела она на меня с еще большей ненавистью. «Как она отвратительна! — пронеслось в моей голове. — Чудовищно отвратительна!» — Задание выполняешь каждую ночь, — шипела Рая. — Я тебе покажу неумеху!

Она швырнула в меня ложку, я отбил ее на лету. Ложка звякнула по холодильнику. Рая схватила стакан. Я вскочил, через стол вырвал его.

— Успокойся, овца! Сиди тихо, пришибу, — я старался не разбушеваться, встал и вышел из кухни.

— Козел, козел вонючий! — закричала мне вслед Рая и заревела.

«Стерва поганая! Истеричка!» — думал я, лежа на диване, и старался успокоиться. В голове невольно всплывала Лара, нежная, огненная молчунья. Я уже знал, что, конечно, ее зовут не Ларой, а Светой, но не знал, где она живет. В первую ночь для меня она так и осталась Ларой. Дня через три меня потянуло к ней, хотелось обойтись без посредничества Никитина. Но я не знал ни телефона ее, ни настоящего имени, ни где ее найти. Пришлось все-таки обращаться к Никитину. И мы снова были в той квартире, снова было блаженство. Я сказал ей, что она не выходит у меня из головы, что меня тянет к ней, что я вздрагиваю, когда слышу имя Лара. Она засмеялась и призналась, что ее зовут не Лара, а Света. Но ни адреса, ни телефона своего она мне не дала.

— Я хочу тебя видеть! Я хочу тебя целовать! Где мне тебя найти? — взмолился я.

— Никитин знает, — ответила она, смеясь. Ей нравилось, что я хочу ее видеть, что я схожу с ума от нее.

Я как-то не думал о том, что каждый вечер, каждую ночь ее за деньги обнимает другой, а может быть, и не один, что она также нежна с ними и проделывает то же самое, что и со мной, с другими мужчинами. Над этим я тогда еще не задумывался, может быть, потому, что у меня была жена, и я мог бы проделывать с ней то же самое, если бы она не была холодна и бесчувственна в постели. Раньше, пока я не знал Лару, меня это не беспокоило. Дважды, будучи женатым, я был с другими женщинами, но оба раза это было в кустах на берегу речки, на траве, на газетке. Первый раз ужасно мучили комары, а второй раз, в сентябре, была адски холодная ночь, и ноги у нее были как два ледяных столба. Какая уж тут страсть, какая нежность!

Я лежал, вспоминал Лару, с какой-то злорадностью слушал доносившиеся из кухни всхлипывания жены, и впервые подумал: «Неужели она дана мне на всю жизнь? Неужто я обязан всю жизнь выслушивать ее нытье, обнимать ее бесчувственное тело? Кто меня к ней привязал?» Слава Богу, хоть теперь не нужно ездить вместе на работу и с работы, не видеть ее хотя бы днем. Конечно, я сам ее выбрал… Тогда она казалась спокойной, надежной. Нравилось мне, что я ей нравился, думал — любить будет, будет и счастье!.. Неужто она всю жизнь будет такой? Нет, ее не переделаешь… И такую тоску я почувствовал, хоть собирайся и убегай из дому. И убежал бы я, знай адрес Лары. Но я не знал его, и не было у меня никого в Москве из близких людей, кроме Никитина. К Никитину, что ли, рвануть сейчас? У него, видно, свои проблемы, недаром жена такая. У всех проблемы… Захотелось домой, в Курск.

Рая не вошла ко мне ни разу за весь вечер. Ушла в спальню. Даже не стала смотреть по телевизору эту бесконечную «Санту Барбару». Я нарочно громко включил телевизор, думал, услышит — придет, хотелось помириться, подумалось — не такое уж она у меня чудовище! Но не пришла. Ночевали в разных комнатах. Утром я слышал, как она собиралась на работу, ждал — заглянет попрощаться. Ушла, нарочно громко хлопнув дверью.

— Стерва! Овца! — выругался я вслух, и снова до жути захотелось к Ларе.

Днем спросил Никитина, не желает ли он увидеться с Лорой и Ларой.

— Замагнитила? Сладкая девочка! — подковырнул Никитин, но встретиться согласился.

Весь день мы были вместе. Я специально следил, хотел узнать, когда и как он будет договариваться с девочками, хотел подсмотреть телефон, чтобы потом самому звонить. Весь день я не отходил от Никитина ни на шаг. Он не звонил Лоре, и я решил в конце дня, что он передумал, загрустил и спросил, когда выходили из его кабинета: