Дервиш Сушич - Я, Данила

— …товарищ Сека, итак, в неустановленный день, в ноябре месяце тысяча девятьсот сорок первого года, в скобках пометьте: приблизительно. Так! Что ты уже записала? «Протокол: слушали дело Данилы Лисичича, члена Союза Коммунистов с ноября тысяча девятьсот сорок первого, который, находясь на посту руководителя земледельческого кооператива в Лабудоваце, община Лабудовац, занимался спекуляциями и незаконными делами, а также ударил (в скобках — дал пощечину) члена укома, председателя Народного совета уезда, товарища Н. Н. Присутствуют: обвиняемый Данила Лисичич, два члена укома, оргсекретарь и пострадавший. Примечание: поскольку вышеупомянутый Лисичич является членом общинного комитета партии, он обязан отвечать перед уездным комитетом, который предложит на обсуждение его первичной организации меру наказания. Первый вопрос: товарищ Данила, расскажите, как и почему вы обманули министерство… в сорок пятом году в связи с приобретением машин для лесопилки?»

— Послушай-ка, товарищ, в комитетах обычно предлагают стул и тем, кого принимают, и тем, кого исключают.

— Замечание уместно, но тон недопустимый. Садись, Данила.

— Спасибо, могу и постоять.

— Садись!

— А ты, друг, не кричи на меня, я не со вчерашнего дня ношу под мышкой партийные прописи. А если б и со вчерашнего дня, все равно не имеешь права!

— Ладно, ладно, ты будешь отвечать?

— Товарищи, лесопилка работает, и того, кто посмел бы ее стереть с лица земли, сочли бы вредителем и, наверное, расстреляли. Так неужели теперь я должен быть наказан за то, что ее построил? Она существует уже целое десятилетие, значит, ее признали все выше- и нижестоящие организации. Десять лет ее вносили и в союзные статистические отчеты, у нее брали и ей давали. И никому не приходило в голову задавать такие вопросы, товарищ секретарь. А ты раздуваешь дело из-за оплеухи ради того только, чтоб набить цену себе и всему разбирательству, чтоб показать свою бдительность, чтоб представить эту оплеуху закономерным следствием моей политической незрелости и взвалить на меня все смертные грехи. Пойми, в свое время за создание лесопилки я был награжден, а за находчивость, которую ты сейчас окрестил спекуляцией, меня премировали и хлопали по плечу чины повыше вашего. Не с того ты начал, товарищ оргсекретарь!

Будь я сейчас на твоем месте, я подошел бы с другой стороны. Скажем, я спросил бы тебя — как можешь ты присваивать себе право называться борцом за нового человека, когда сам ты отнюдь не идеальная личность? Дома нет, жены нет, детей нет. Как можешь ты понять людей, которыми руководишь? Так бы я начал… Правда, товарищ секретарь, в настоящий момент мы оба без кола, без двора. И одному богу известно, как люди слушают нас, если мы не понимаем того, что ближе всего человеку в мирное время: семья и дети! Как можем мы управлять обществом, когда в сердцах наших нет места для его основной ячейки! В этом смысле оба мы одного поля ягода. Поэтому я, как старший и более опытный, дружески советую тебе начать расследование с какой-нибудь другой стороны. Иначе, боюсь, тебе самому плохо придется. Ты еще молод и не очень-то опытен по части допросов. А ведь мы уж не раз отвечали перед парткомиссиями, так что собаку съели в подобных разбирательствах…

Товарищ председатель улыбнулся, наверняка язва или катар желудка не позволили ему от души расхохотаться, погасив его смех в самом зачатке.

— Хорошо, Данила, а ты знаешь, где находишься? — спросил он, прижав кулак к животу.

— В уездном комитете.

— А знаешь, почему?

— Ну, я слышал заглавие протокола. Однако я, товарищ председатель, должен заметить, что прежде всего следовало бы спросить с тебя, почему ты мой десятилетний каторжный труд на благо родины назвал примитивизмом, запугиваньем, тиранией. Тогда бы и пощечина, за которую я, вовсе не из страха, извиняюсь, объяснилась бы. Я заранее знал, что встречу здесь враждебность и полную непримиримость к моим делам и поступкам, и потому заявляю: я пришел не ответ держать, а поговорить о себе. Если, конечно, вы согласны. И когда мы таким путем установим мою вину, ну, тогда бог с вами, делайте, что хотите. В противном случае — нет! И не трудитесь сбить меня с толку громкими словами о требованиях времени… Я стал коммунистом не в угоду обстоятельствам и тогда, когда это было абсолютно нерентабельно. И сидел я, бог мне свидетель, перед комиссиями, у которых из кобуры торчали дула, готовые по-солдатски наложить партвзыскание. А вы по сравнению с ними божьи одуванчики, такие нежные и душевные, что так бы вот и задушил вас в объятиях…