Михаил Енотов - Обыкновенный русский роман

Через Рустика и его девушку, которая была риелтором, я договорился снять скромный домик в Миндюше. Недавно там умерла одна бабка, и теперь участок был выставлен на продажу, но пока покупателей не нашлось, хозяева согласились сдавать его в аренду за небольшую плату. Земля в тех краях не была лакомым куском, и девушка Рустика заверила меня, что вряд ли в ближайшие годы нам с Женей придется оттуда съехать. Впрочем, так далеко я и не заглядывал — мне вполне хватало видимости на ближайшие несколько дней.

Все наши вещи уместились в одну «девятку» Сорбета.

— Что-то тебя рано к земле потянуло, — шутливо отметил он на пути в деревню.

— Всех нас с рождения только к ней и тянет…

— Со скуки же тут помрешь.

— Не помру, — ответил я, хотя внутри очень боялся именно этого — нет, не смерти, а скуки — боялся, что романтика эскапизма быстро сменится тем невыносимым унынием, которое заставляет деревенских мужиков вливать в себя денатурат с ацетоном.

— А ты не помрешь со скуки? — переспросил я.

— Раз еще не помер, то не помру. Со временем привыкаешь, — в словах Сорбета, казалось, звучало сомнение — в самом деле, а не помер ли он?

За один день мы все перевезли и к вечеру уже разложили вещи. У Жени даже остались силы на уборку. Пока она подметала, я сидел на кровати и думал:

— Неужели я теперь буду жить здесь, в этом доме, с этой женщиной?

— А разве ты не этого хотел?

— Я? А кто я? И самое главное, кто ты?

С подобными размышлениями я пролежал почти всю ночь. Женя хотела близости — хотела как бы освятить новое жилище любовью, — но я отстранился. Пожалуй, впервые в жизни отстранился от ласк женщины, которую считал своей.

Наконец она уснула. За окном началась гроза. Молнии сверкали со всех сторон — казалось, мы находимся внутри мерцающей лампочки, которая вот-вот перегорит. Этот внешний антураж дополнил мое и без того триллерное состояние, и я окончательно оторвался от наличной действительности, отпустив себя в мысленную пучину.

Не знаю, который был час, когда я обнаружил, что хожу по комнате взад-перед и думаю вслух.

— Быть самим собой… Можно ли на человеческом языке сказать что-то более бессмысленное? Кто-нибудь понимает, кто он «на самом деле»?

— Денис, ты что, так и не ложился? — послышался голос Жени с кровати.

— Вот ты понимаешь, кто ты?

— Что?…Думаю, да.

— Думаешь, да… А кто думает и про кого? Почему мы говорим «мое тело», «мой разум», «мое сознание», «мое эго», «моя душа», «моя память», «мой дух», «мое сердце»? Получается, мы воспринимаем все это как свойства, атрибуты, а не как самоё себя. Что же тогда «я»? Кто субъект нашей жизни?

— Любимый, тебе надо поспать.

— А как можно спать, не зная этого? Как вообще можно жить, не зная этого? Жить, не зная, кто живет твою жизнь?

— Кто может жить твоей жизнью, кроме тебя?

— Послушай. Я не верю ни в детерминизм, ни в абсолютную свободу. Думаю, мы свободны лишь в той мере, в которой мы духовные существа, и несвободны в той, в которой мы животные. Каждый человек, будучи земным и смертным, рождается с неким предопределенным, а точнее, наиболее вероятным сценарием жизни. Появляется как новая ветвь давно запущенного алгоритма, целиком выведенная из прошлых данных. Понимаешь? Ну вот мой дед, например — он умер в день, предсказанный гадалкой за много лет до этого.

— Может, дело в самовнушении?

— Да нет же! Дед вообще не знал о предсказании. Просто это значит, что он прожил такую жизнь, которая была уготована ему алгоритмом по умолчанию. Он всегда выбирал путь с наименьшим сопротивлением, на каждом шагу действуя под влиянием внешних сил — будь то гены, общественное мнение или даже погода. То есть дед и не жил в полном смысле слова, как не живут животные. Его «я» всегда подчинялось обстоятельствам, то есть было объектом, а не субъектом жизни.

— Но большинство людей так и живут.

— Вот именно! Точнее, так и не живут! Поэтому для них вполне действенны астрология, хиромантия и другие гадательные практики. Они всего лишь прослеживают закономерности внешнего мира как организма, в котором человек — это клетка, напрямую зависящая от общих психофизических процессов.

— Похоже на правду…, — Женя искренне пыталась вникнуть в мой бред.

— Да. Но имея в себе еще и духовное, нетварное, неотмирное, измерение, человек может действовать совершенно свободно, нарушая алгоритм, создавая свой собственный. Для этого требуется прорыв к самой своей сути, к «сокровенному сердца человеку», первообразу, архетипу… Или, знаешь, как у индусов, Атман — он же Брахман. То есть высшее внутреннее «я» — оно как бы отражение Бога. Как на иконе сотворения человека. Видела? Это гениально! А Бог есть единственный источник подлинной свободы. Только открыв в себе Бога, можно стать свободным. Нет-нет, я сейчас не про кирилловщину и не про всю эту псевдобуддийскую чушь в европейской трактовке.