Михаил Енотов - Обыкновенный русский роман

Засмотревшись на покрывшееся патиной небо, едва вписался в поворот. Меня всегда завораживали сумерки. Во всех явлениях природы есть указание на какие-то более глубокие структуры бытия, но в сумерках — особенно. И неважно — вечер или утро, иссякает свет или зарождается — сумерки хранят трагичное знание о том, что свет смертен, что нельзя по-настоящему радоваться его воскресению, ведь скоро он снова умрет.

Сумерки навевают тоску. Это удивительное чувство, возможно, самое тонкое, возвышенное и загадочное. Грусть, печаль или скорбь — всегда о чем-то преходящем, а потому либо уже ушедшем, либо обреченном уйти, уныние вообще сродни тлению или гниению — оно безадресно и безвольно, а вот тоскует человек по чему-то далекому и призрачному, чего никогда не знал, но без чего существование его кажется неполноценным, а то и вовсе пустым. Тоска — это подозрение, предчувствие, ожидание чего-то запредельного, потустороннего, что не может быть обретено, познано или разгадано в этой жизни именно в силу своей запредельности и потусторонности. Отсюда связь тоски со скукой — тоскование по неземному порождает скучание от земного. Свет и тьма слишком понятны и оттого скучны, а Истина не может быть скучной — сумерки же намекают, что есть «тьма превысшая света», и этого намека достаточно, чтобы взбудоражить, привести в трепет все человеческое существо. Я не верю в Человека разумного — этот ущербный гибрид машины и примата (хотя большинство людей именно таковыми и являются), — но я верю в Человека тоскующего, Человека страстного и страдающего.

Впереди показалась машина дорожной полиции. Я решил, что если постовой поднимет жезл, попытаюсь проскочить. Попасться на проверке документов было бы сейчас слишком глупо, а главное — скучно…

На масленицу наш клуб устраивал «стенку» в Филевском парке, что неподалеку. Участвовать могли все желающие, но на деле дрались только спортсмены, пришедшие для этого специально. А если желание помахать кулаками вдруг выражал кто-то из подвыпивших гуляк, то ему обычно разрешали, и даже без перчаток, но какой-нибудь особо ревностный зожевец тут же брал энтузиаста на прицел и во время боя старался заставить его пожалеть о своей пьяной браваде. Никогда не понимал этого трезвеннического порыва проучить выпивох. Глядя на любимые спортсменами мотивирующие картинки, где слева стоит пузатый мужик с сигаретой и бутылкой пива, а справа он же, но с кубиками на животе и гантелей, я либо не видел существенной разницы, либо эмпатировал варианту «до». Пьющий человек, однажды налакавшись до свинского состояния и упав в лужу, хотя бы имеет шанс узреть в ней свое истинное лицо, а крепыш-трезвенник может всю жизнь ходить мимо зеркала в тупой уверенности, что голем в отражении и есть он. Впрочем, сам я последние пару лет предпочитал не злоупотреблять спиртным — для дел, к которым я себя готовил, нужно было крепкое тело.

Великий Пост в том году начинался в конце февраля: светило молодое солнце, островки растаявшего и вновь подмерзшего за ночь снега напоминали пятна воска на ковре, а черные округлые кроны деревьев ложками дегтя втыкались в звонко-голубое блюдо неба. Я разминался рядом с детской площадкой и вдруг увидел Игоря. Я говорил ему про «стенку», но никак не думал, что он придет.

— Ну что, когда начинаем? — спросил он бодро, пожимая мне руку, и я заметил, что в его тряпичной сумке, висящей на плече, просвечивают боксерские перчатки. Он решил не просто понаблюдать, но и поучаствовать, чего я совсем представить не мог. Да и черт бы с ним, но ведь он был не один.

— Привет, тебя в этой форме не узнать, — она поцеловала меня в щеку. Все говорят «поцеловаться в щеку», а на деле просто соприкасаются щеками — такая же условность, как размен «очень приятно» на «взаимно», хотя и не очень приятно и совсем не взаимно, — но она меня именно поцеловала, и делала так уже не первый раз.

— Ты же говорила, что не любишь драки.

— Я не люблю бессмысленный мордобой, а подурачиться на масленицу — это нормально.

Женя похожа на героиню из диснеевского мультфильма — худая, огромные глаза, чуть вздернутый нос, улыбка, одновременно застенчивая и игривая, рыжевато-русые волосы, которые одинаково мило смотрятся и распущенными, и завязанными в хвостик, и собранными в пучок наверху. А еще очень узкие запястья и грудь, чуть-чуть больше, чем позволительно иметь диснеевской мультяшке.