Тамара Стоун - Если бы мы знали

Я уставилась на него, не в силах поверить, что мне это не снится. Все-таки он пришел. Он выбрал меня, а не их.

– Привет, – прошептала я одними губами.

– Привет, – беззвучно произнес он.

Зал окутала тьма, и на сцене зажглись огни. Их яркий, теплый свет осветил меня и Тайлера. Я тут же настроилась на игру.

– Эмили, почему ты на меня сердишься? – спросил Тайлер.

– Я вовсе не сержусь.

– В последнее время ты ведешь себя как-то странно.

Реплики возникали в голове одна за другой, ноги сами несли меня к нужным пометкам, и мне даже не приходилось ни о чем думать. Когда мы добрались до последней сцены, я была полна энтузиазма и готовности произнести финальный монолог.

Кто-то передал мне салфетку промокнуть пот с лица. Еще кто-то протянул бутылку с водой, и я опустошила ее залпом. Я неспешно и размеренно дышала через нос, когда передо мной села мисс Мартин и взяла меня за руки.

– Пора. Не забывай: ты прощаешься с тем, что для тебя важнее всего на свете. Ты призываешь зрителей подумать о том, что наиболее ценно для них . Закрой глаза. – Я подчинилась. – Вспомни те три вещи, которые ты написала на репетиции. С чем ты попрощалась бы, покидая этот мир?

Я подумала про Ханну и нашу лужайку. Мамин голос. Эту сцену.

– Готова? – спросила она.

Я протянула ей пустую бутылку и кивнула:

– Да!

Она отошла в сторону, и занавес поднялся.

Я взглянула на собрание горюющих на кладбище и, как только мне дали знак, вышла на сцену и медленно подошла к своей пометке.

– Прощайте! – Я наморщила лоб, готовясь выжимать из себя фальшивые слезы. – Прощай, мир. Прощай, Гроверс-Корнерс… Прощайте, мама и папа. Прощай, тиканье часов… Прощайте, мамины подсолнухи. Еда и кофе. Свежевыглаженные платья и горячие ванны… Сон и пробуждение.

Как только я произнесла эти слова, меня накрыло озарение. Внезапно я поняла суть пьесы. Тайлер пытался объяснить ее мне тогда, на платформе, но я не смогла ею проникнуться. Теперь же мне все стало ясно.

Какая разница, что с нами произойдет, когда закончится наше время на земле? Главное – быть здесь, вбирать в себя дыхание жизни, выжимать из нее каждую каплю. Ценить приятные мелочи, чизкейк с шоколадными каплями, рождественские украшения, лужайки, лучших друзей. Сон и пробуждение.

Я опустила веки и почувствовала тепло софитов на коже.

По щеке стекла слеза. Искренняя.

Я открыла глаза и посмотрела на зрителей.

– О, Земля, ты слишком прекрасна, и мы не в силах это осознать!

За первой слезой последовали и вторая, и третья, но я не стала их вытирать. Я посмотрела на Люка и произнесла последнюю фразу, обращаясь только к нему:

– Есть ли люди, которые живут и замечают жизнь, каждую ее минуту?

В церковном зале, как и ожидалось, царил организованный хаос. Папа стоял на сцене и спокойно раздавал задания, и каждый занимался своим делом: кто-то раскладывал по сиденьям программки, кто-то накрывал скатертью стол для пожертвований, кто-то доставал напитки. За сценой проверяли работу освещения и проек-тора.

Алисса, Логан и Джек стояли на сцене и помогали друг другу прикрепить нагрудные микрофоны.

– Ну как? – спросила Алисса, поднимая взгляд на будку звукозаписи. Должно быть, Аарон ответил прямо ей в ухо, потому что она широко ему улыбнулась и показала большой палец. Потом она увидела меня, сбежала вниз по ступенькам и бросилась мне на шею. – Я так рада, что ты вернулась! Пойдем, надо немножко порепетировать.

– Подожди, мне надо кое-что сказать папе. – Я взяла Алиссу за руку и повела за собой в качестве защитника и группы поддержки. Папа увидел, что я к нему иду, и пошел мне навстречу.

– Люк сегодня не приедет, – сказала я.

Не знаю, как папа отреагировал бы, если бы мы разговаривали наедине, но сейчас, когда кругом было много людей, которые прислушивались к каждому его слову, он воспринял эту новость совершенно спокойно.

– Что ж, ничего страшного. Конечно, придется чем-то заполнить лишние пять минут, но мы что-нибудь придумаем, – бодро сообщил он и окинул взглядом зал. Тем временем подоспели Логан и Джек. Видимо, когда папа увидел нас четверых вместе, ему в голову пришла удачная идея, потому что он щелкнул пальцами и сказал: – Пусть «Рассвет Воскресения» исполнит две композиции. Вы откроете вечер, вы его и завершите.

Я не представляла, как переживу одну песню, что уж говорить о двух? Мне вовсе не хотелось быть здесь. Мне хотелось сидеть в первом ряду в театре старшей школы «Футхил» на спектакле «Наш городок» и болеть за Эмори. Больше я нигде не желала находиться, тем более – в папиной церкви. Мне претила мысль о том, что придется задержаться здесь дольше, чем я планировала. Если бы не ответственность перед хором, я бы ни за что не пришла.