Борис Дышленко - Контуры и силуэты

Неприятные женские ноги отбарабанили чечетку.

Показали телевизор, в котором изображение каким-то образом оказалось лучше, чем в моем, по которому я смотрел.

Колесо рулетки превратилось в мишень, в мишени появилась аккуратная дырочка.

Но если винтовка с оптическим прицелом и напротив, через переулок чуть наискосок подходящее слуховое окно, если жертва по договоренности в нужный момент появится у окна, она запрокинется, выгнется, заложив за голову руки, нарисуется темным, абсолютно плоским силуэтом в желтом квадрате, тогда тонкая нить натянется между ней и убийцей — снайперу хорошо знакомо это чувство, — тогда жертве остается только хорошо сыграть написанную для нее роль. Остальное довершит резонер. Комментатор? Да. Потому что без этого не будет легенды, и нужно, необходимо, чтобы жертвой был артист, популярный артист, и чтобы он был отмечен тем же знаком, что и другие, предназначенные на заклание. Это лицо, отмеченное знаком, оно должно быть известно всем, оно должно быть расклеено по всему городу на плакатах. Зачем? Чтобы каждый увидел. И узнал. Или чтобы увидел убийца? И понял. Может быть, этот знак для него? Но в любом случае мне казалось, что и знак, и убийство только начало, первые ставки в крупной игре, и что они будут подниматься по мере продолжения игры. Что за игра, об этом пока еще рано говорить, может быть, покер, а дальше могут ставить и на игроков — тотализатор, — и, что бы то ни было, ставки будут расти. Но когда я развернул перед певицей изувеченный мною плакат, она изменилась в лице. Надо отдать ей должное, растерянность ее длилась не дольше секунды — черную метку убийцы видел не только я. В следующее мгновение на меня уже смотрел черный глаз револьвера — глаз в глаз — я ведь не знал, зачем она идет к письменному столу, да и не предполагал, что у певицы есть револьвер. Но потом я все-таки выяснил, что ей никто не угрожал, не требовал денег, не было подозрительных звонков и вообще никакого повода для беспокойства, пока она не увидела свой плакат. Я усомнился и спросил, неужели всего лишь гадкая шутка, за которую она приняла демонстрацию испорченного плаката, заставила ее хвататься за револьвер. Я спросил ее напрямик, видела ли она свое изуродованное изображение где-нибудь еще, и знает ли она, что это значит. Я рассказал ей о странных совпадениях, но мне показалось, что она мне не поверила. Она повторила, что никто у нее ничего не вымогал и ничего от нее не требовал. Я не исключал возможности предварительного запугивания, но пока время для этого еще не настало — пресса, в том числе и любимчик публики, должны были сначала нагнать страху, а они пока еще не заметили совпадений.

— Вы не художник, — сказала она. — Кто вы?

Я дал ей карточку. Визитную карточку детективного агентства, которая отыскалась у меня среди многих других. Подумав, дал еще одну, где было добавлено имя:

Я сказал, что будет лучше, если она будет знать агента в лицо. Она сказала, что это все равно, потому что охрана — это дело ее менеджера.

Да, у нее есть завистники, ответила она на мой вопрос, но убийство...

— Никто не знает, — сказал я.

Я напомнил ей, что в случае со стрельбой по одной из версий все началось с конкуренции, с выяснения вопроса, кому первым петь.

— Теперь это не только слава, — сказал я тогда, — теперь это немалые деньги. Если Генрих Шульгин на свои деньги мог нанять самолет...

Да, это была одна из версий, и поначалу убийство было представлено как трагическая случайность, недоразумение, что-то вроде перестрелки в салуне где-нибудь на Диком Западе — сейчас у нас это более возможно, чем там, — но потом выяснилось, что это не так, а в деле возник какой-то еврей, которому — они все могут — каким-то образом, уже будучи под следствием, удалось улизнуть в Израиль, и теперь патриоты праздновали, получив очередное подтверждение злокозненности этой нации, тем более что Шульгин был “единственный певец, воспевавший Россию”. Далеко не единственный — их много на Руси, ну, хотя бы, “Русские”, которые “идут”, но в данный момент эта агрессивная группа никого не интересовала, потому что она развалилась сама без единого выстрела.

“Ладно, — подумал я, — не здесь собака зарыта, то есть, может быть, и здесь, но не та собака. Это, конечно, выгодно патриотам, но, во-первых, им все выгодно, а во-вторых, не только им”. Нет, подозревать их в такой провокации я бы не стал. Они просто воспользовались этим случаем — приняли жертву, которая была принесена не им. Но так делают все, а жертва... Может быть, и не было жертвы, может быть, просто убийство? Во всяком случае, убийство этой певицы уже не используешь в военно-патриотических целях, русским соловьем ее не назвать: она поет самые разные песни, в том числе и на английском языке.