Валерий Попов - Излишняя виртуозность [Сборник]

Очнулся я на скамейке возле Морского вокзала, освобождённый от материальных ценностей. Я кинул руку за пазуху: отлично! Главный мой груз — каталог «Ноги принцесс» с её портретом — был на месте, холодил кожу.

«Вислоокий ты мой!» — называла меня она. Я заплакал.

Тех, кого волнует дальнейшая судьба наших героинь, могу успокоить: у них всё хорошо.

Луша, как и мечтала, вся отдалась культуре — управляет ею в одном из регионов России, по странному её выбору отделённом от нашей страны иноязычным государством. То есть сбылась и вторая её мечта: любить Россию в некотором отдалении от неё. Когда вверх взлетает такая плечистая чайка, — её не остановить.

Со своей мафией она разобралась удивительно просто: попросила у этих самых бандитов денег на детский дом, а когда те злобно отказались, заклеймила их бездушие по отношению к святому. Похоже, что святое олицетворяла она сама.

Толкусь в её приёмной.

— У Лукерьи Ильиничны товарищ Османов! — сообщил её секретарь, накачанный паренёк. Я не знаю его. А наш общий друг Тоха окончательно размагнитился, и от его не совсем обычного прошлого осталось одно: молния между пальцами ног! «Как, бьёт молния-то?» — спрашиваю я. «Бьёт!» — вздыхает Тоха. Выходит лоснящийся Османов. Наконец-то увиделись.

— Здравствуйте, здравствуйте! Много о вас слышал! — расплывается в улыбке. — У меня к вам ма-а-аленькая просьба: никогда больше не приезжайте к нам!

— Слушаюсь! — отвечаю я.

Вхожу к Луше в кабинет. Луша пишет.

— «Катюшу Маслову» хочет. Просит помочь, — кивнув вслед Османову, говорит она.

— Как? Так у них же воды нет!

— Это его проблема!

Вошёл Поцелуев.

— Знакомы? — спрашивает Луша. — Генеральный директор нашего кинофестиваля «Золотая дюна». Первый приз — двести пятьдесят тысяч долларов. Как вы думаете, достаточно, чтобы мировых знаменитостей привлечь? (Себя, во всяком случае, она явно привлекала.)

— Считаю, что возрождение края должно начинаться с культуры! Вы согласны? — повернулась ко мне с угрозой.

Согласен, конечно, согласен! Я бы даже этот фестиваль «Золотой жилой» назвал! И догадываюсь даже, кто скромно получит первый приз. Но должен же кто-то начинать? Поцелуев, получив её подпись, ушёл.

— ...Любили ли вы кого-нибудь, Валерий Георгиевич? — подняв на меня скорбные очи, произнесла Луша.

Это после того, как прочла первую страницу моей повести о ней. Любил ли я кого-нибудь? Кажется, да. Но, глядя на неё, как-то в этом сомневаюсь. На самом-то деле интересует её совсем другое: можно ли любить её?! Ну что тут сказать? Не сомневаюсь, что она получит в жизни всё — и первый приз, и последний... но я глубоко сочувствую тем, на кого она обрушит свою страсть.

— Напомнить? — лукаво шевельнув грудью, произносит она. Шалит.

— Нет, нет! — испуганно кричу я. — Только не здесь!

Даже покраснел. Часть застенчивости сохранил, но исключительно для своих хитрых целей.

— Учти: исказишь хоть слово — с тобой разберутся! — поняв, что ничего со мной не сделать, злобно прохрипела она.

Прекрасно же знает, что не искажу. Понимает, что узнаваемо её изображу только я, а человека по-настоящему интересует только это. «Золотая дюна» — лучший финал! Зачем же искажать? Осталось лишь записать. Можно приступать, и она-то знает, что я с моей тупой добросовестностью доведу дело до кондиции... (Имеется лёгкая фальшь.) А как она изображала посаженную на кол? Смертельные хрипы, когда орудие смерти (как бы пройдя насквозь) закупоривает снизу гортань... Фальшь? А как действует! Если бы, будучи бытописателем, я отказался иметь дело с ней или попытался изменить её образ в лучшую сторону, был бы я прав? Думаю, нет.

Мы церемонно прощаемся. Для повышения рабочей смекалки прошу выписать мне спецтортик: продукт совместного предприятия, уже не в виде умной головы, а в форме церковки, пропитанной ромом.

Всю дорогу в самолёте я нюхал тортик — не мало ли рому? — и при подходе к дому Ляли (давно не был у неё!) сорвал с тортика этикетку, жадно сжевал.

Стоя перед её дверью, успокаивая сердцебиение, в сотый раз рассматриваю косую табличку на её двери. Люблю ли я её фамилию — Агапова? Пожалуй, да — как-то добавляет ей простоты... Нажал. Открыла. В халате, нечёсаная. Старая, в сущности, женщина. Протянул ей тортик.

— Поздравляю с днём рождения!

— Внима-ательный!

И, кроме этого протяжного звука, мне ничего больше не надо!

...Помню, как она сидела в этом же халате перед зеркалом и лукаво спрашивала: «Как сегодня надо выглядеть — с блядинкой или без?» Я вхожу в комнату. И мы встречаемся взглядами в этом же самом зеркале и отводим глаза. Ага, и Мотя тут — разговаривает по телефону! Притулился тут вместо сына-суворовца!