Валерий Попов - Излишняя виртуозность [Сборник]

Вдруг резко потемнело: въехали на «Катюшу Маслову». Практически снова пересекли границу, попали на Родину, где могут и побить... Но что может сравниться с тем морозным боем после Ташкента? Я грустно вздохнул. Мафиози, обиженные моей рассеянностью, молча ушли. Я поднялся к себе.

...Вот уж не думал, что расставание с Копенгагеном таким гнетущим окажется! Просто-таки выл! Хоть и не собирался, вовсе не собирался в Копенгагене видеться с ней... но раньше хоть приближался к ней, а сейчас — удаляюсь!

Третью бессонную ночь шатался по палубе. Подошёл Крепыш. Он тоже переживал разлуку — с другой женщиной.

— С-сука! — бормотал он.

Вдруг совсем близко от нас появились мрачные утёсы острова Me. Как объяснил мне Крепыш, здесь знаменитая международная тюрьма: компьютеры, кегли, бассейн! В голосе его звучало страдание: ему скоро-то коротать годы в других условиях! Угловой, самый мощный утес напомнил с детства всем знакомую лобастую голову. Памятник? Или игра природы? Мы молчали, потрясённые. На знаменитой голове толпились чайки, рот плевался пеной, как слюной. Вдруг одна из чаек, пронзительно крича, пышной белой грудью кинулась прямо на нас. Мы с Крепышом не заканчивали литературного техникума, но оба одновременно подумали одно: вздрогнули и переглянулись.

— Лушу напоминает! — не удержался я. И прокололся!

— Так ты ее видел?! — взревел Крепыш. Оказывается, он знал больше меня. Через два дня после отплытия они получили телефонограмму от своих коллег: Луша сбежала из университета на машине Кота (получил?), оставив в качестве ответчика безответного Тоху. От бремени знаний тот рехнулся (отомстила за всё) и был помещен в клинику. Таким образом, подло была обманута надежда мафии иметь в своей среде высокообразованную европейскую личность; вместе с Лушей исчез и их вклад в науку. С этими деньгами (или уже без них?) Луша вынырнула официанткой в кафе, которое являлось ячейкой местной компартии, то есть не отмыла деньги искусством, а, наоборот, замарала политикой. Но и оттуда она исчезла, крепко побратавшись с местным сейфом и очистив кассу. Взяла ли она деньги для детей Подмосковья, откуда, по слухам, была родом? Не уверен. С деньгами всё было смутно и неясно, но назвать её проводницей коммунистических идей тоже нельзя, поскольку по исчезновении из Копенгагена в местной ячейке обнаружилось ноль человек.

— С-сука! — повторял Крепыш.

— Жаль, — говорил он, что получил эти сведения только в море, а то нашёл бы её и убил. Но где искать?

Машину Кота, как сказал мне Крепыш, после долгих поисков обнаружили на окраине Глюксбурга, на немецко-датской границе. На грязном капоте (где она нашла грязь?) игривая надпись: «А ну-ка, Вовчик, быстро! Помой меня!» Крепыш мне признался, что Вовчик — это он. Тут чайка с издевательским хохотом спикировала на нас. Крепыш выхватил из-под мышки пистолет. Грохнул выстрел — звук удвоился эхом от каменного лба. Как бы два выстрела — за измену любви и измену делу!

На, Луша, получай! С пронзительным криком чайка скрылась в волнах. Потом мы спустились в бар и там долго прощались — каждый со своей любовью.

На родине нас встречала Луша. Я немножко задержался в каюте, заканчивая записи, а когда выскочил, мои дружки были выставлены в наклонку, упершись руками в борт, почти зависнув над тёмной водой; Луша гарцевала вдоль строя с автоматом в руках, ударом ноги в тяжёлом ботинке раздвигая ноги бандитов пошире. Вот так встреча! Луша свободолюбиво мотнула головой, и из-под пятнистого берета вывалились и тяжёло закачались серьги, как ордена. «Подвиг разведчицы Луши Чулановой, которая по заданию командования долго притворялась нехорошей!» Вслед за ней ребята в десантной форме деловито стучали по почкам, вытаскивая бумажники.

— Славно работают, с душой! — поделился я с Лушей.

— Между прочим, они работают совершенно бесплатно! — с пафосом произнесла она. Да-а, когда её тянет на пафос, совладать с ней абсолютно невозможно. Богиня внутренних дел!

— Вы написали наконец любовную сцену? — сдержанно осведомилась она. Неужели помнит? Я был ошарашен: чтобы описать любовь с ней, надо обладать истинно шекспировским темпераментом!

— Мне становиться? — я кивнул на строй арестованных. По мне, так лучше это.

— Мы с писателями не воюем! — произнесла она. Видимо, слова эти были шифром в ходе операции: когда я шёл по узкому таможенному коридору вокзала, всё ещё пересекая границу, сзади вдруг обрушился молодецкий удар. «Неужели колом? Стало ли это традицией при пересечении границы?» — успел подумать я и вырубился.