Петра Вернер - Неожиданный визит [Рассказы и повести писательниц ГДР]

Ильземари решительно сняла с головы шляпу и с непокрытой головой — в одной руке корзина, в другой шляпа в горохах — зашагала по дороге.

Солнце все припекало, жгло волосы, голову. В дрожащем воздухе стали расплываться дорога, деревья, в глазах заплясали красные чертики. Вдалеке показалась длинная процессия. Мужчины в цилиндрах несут гроб, на котором большими буквами, мелом выведено ее имя. За гробом идут бабушка и брат. Бабушка плачет, утирая глаза платочком, который Ильземари сама обвязала кружевом. Брат поддерживает ее под руку.

ОНА СДЕЛАЛА ЭТО РАДИ НАС!

Дальше следуют одетые в черное жители города. Люди идут, опустив головы: Ильземари узнаёт девочек из своего класса. Но они так быстро отворачиваются, что она никак не может насладиться по-настоящему чувством вины, которое написано на их лицах. Позади процессии легким танцующим шагом идет Сюзанна в светлом летнем платье с большим вырезом. Рядом с ней агроном в шортах и клетчатой рубашке, завязанной на груди узлом, так что видна полоска загорелого живота. Они беззаботно улыбаются Ильземари. Рука агронома на плече Сюзанны, скользит глубже и глубже в вырез платья.

Ильземари сердито встряхнулась, прогоняя наваждение. Но вот и старые вишневые деревья, про которые говорил агроном. Она аккуратно положила свою шляпу на высохшую траву и стала карабкаться на дерево, упираясь босыми ногами в корявый ствол.

От жары и напряжения у Ильземари закружилась голова, и она некоторое время неподвижна сидела на дереве. Потом встряхнулась и рьяно принялась обрывать вишни. Вскоре она потеряла ощущение времени, руки механически повторяли движения, все мысли куда-то улетучились, осталось только одно ожидание.

Она ждала: вот-вот лопнет гнетущая тишина этого жаркого полудня, раздастся треск мотоцикла — агронома всегда слышно издалека, — разболится голова, начнет тошнить… Хоть что-нибудь да произойдет. Но ничего не происходило. Ильземари перетащила корзину к следующему дереву. Урожай был никудышный. Старые деревья, объяснял агроном. Но ей это было все равно. Она снова взобралась на дерево и, пока отдыхала, с удовлетворением отметила, что голова у нее горит, словно наполненная горячим газом. Она работала уже через силу, мысли путались.

А вдруг про нее забыли.

Ее всегда забывают.

А вдруг она свалится с дерева и так и будет лежать в траве.

И ее не найдут.

Или найдут слишком поздно.

Наступит ночь, а она будет лежать одна, беспомощная на холодной земле.

Захочет вернуться в деревню, но не сможет.

А если уйти сейчас?

Нет, еще слишком рано!

И что сказать тем, другим?

Теперь ВАША очередь!

Но достаточно ли велика ее жертва?

А если они просто не обратят на нее внимания?

Руки налились свинцом и почти ее не слушаются, ноги тоже как чужие. Ей вдруг показалось, что кто-то подвесил ее среди ветвей, как фонарик на рождественской елке. Подступала тошнота. Вишни прятались в темной зелени, она не могла сорвать ни единой.

Теперь все в порядке.

Голову словно обручем сдавило.

Ильземари сползла с дерева, подобрала лежавшую в траве шляпу, кое-как нахлобучила ее на голову и двинулась к дому. Ее слегка шатало. «Глаза таращит, сейчас утащит», — звенела в ушах знакомая с детства песенка:

Ильземари стало страшно, она зажмурила глаза. Не хочу… не хочу…

Внезапно ей послышался треск мотоцикла. Или это кто-то громко разговаривает? Она путалась. Звук рос, становился все более угрожающим.

Это бог, бабушкин бог, догадалась она.

— Пресвятая богородица, — жалобно бормотала Ильземари.

А черный человек подходил все ближе.

И вдруг откуда-то сверху прогремел голос:

— Ильземари!

— Ильземари! — позвал агроном.

Но Ильземари его не узнала. Она бредила. Элинор присела рядом с подругой и потрогала ее пылающий лоб.

— Это солнце, — сказал агроном.

— Но ведь она всегда носит шляпу! — удивилась Элинор.

— Бывает тепловой удар, — агроном пожал плечами. Они оттащили Ильземари в тень под дерево. Элинор расстегнула ей блузку.

— И что она потащилась, — сердито бросил агроном, усаживаясь на свой мотоцикл, — как будто я вам нянька тут.

— Она такая упрямая, — промямлила Элинор, — но хочет только хорошего, для дела всем готова пожертвовать.