Петра Вернер - Неожиданный визит [Рассказы и повести писательниц ГДР]

Весь следующий день ее не покидало то же ощущение одиночества и неприкаянности. Выйти из дому она по-прежнему побаивалась. Что, если лица опять начнут… Эту фразу она даже в мыслях не решилась договорить до конца. А вдруг ее связи с миром таким образом прекратятся?

Ей обязательно нужно увидеть своих малышек, причем немедленно. Ей обязательно нужно с кем-то поговорить, причем сейчас же. Ей обязательно нужно кого-то любить, причем безотлагательно.

И вдруг ее бросило в жар. Она позабыла заклинание. Как ни старалась, как ни напрягала свою память, не могла припомнить, и все. В голову приходило что угодно, только не магическая формула. В полном отчаянии она бросилась к двери, выбежала на лестницу, потом на улицу. Но безликие маски вместо лиц, с которыми ее ничто не связывало, напугали ее до такой степени, что она тут же повернула назад. Раньше, когда необходимость быть любезной и беседовать о пустяках отрывала ее от работы и вызывала досаду, она была бы только рада своей отрешенности ото всех. А сейчас это внушило ей страх. Страх этот лишь усилился при мысли о том, что, забыв заклинание, она вообще никогда не увидится с семьей.

Весь день она напряженно размышляла — о том, чтобы засесть за работу, нечего было и думать.

Спала она плохо и среди ночи проснулась: заклинание вдруг само собой всплыло в памяти. На сердце стало так легко и радостно. Она рывком оторвала голову от подушки и громко и торжественно произнесла: «Вернись!»

Это прозвучало как клятва.

Элизабет зажгла ночничок; муж тихонько похрапывал во сне. Она нежно оглядела его лицо — он почти не изменился. Тогда она неслышно встала с кровати и на цыпочках прошмыгнула в детскую. Долго стояла она там, глядя на порозовевшие лица спящих детей.

Потом разбудила мужа и рассказала ему все про свою вторую жизнь, зная, что тем самым нарушает запрет феи. Муж, естественно, не поверил ни одному ее слову и только высмеял и ее дурацкое пожелание, и то, как она прожила весь последний год. Он даже немного испугался, подумав, уж не тронулась ли она; но потом все же почел за благо весело рассмеяться. Она подхватила его смех — да так, что расхохоталась до слез.

Перевод Е. Михелевич.

Вечер. Скорее, ночь. Рядом полупустая бутылка водки, пепельница с окурками. Стоит закрыть глаза, как земля начинает в полном мраке вращаться вокруг своей оси. На лице физически ощутимы остатки косметики. И черт с ней. Все равно никто не видит. Никто не снимет эти остатки ни внимательными руками, ни влажными губами. Никто. Вечер дня, который начался как и все другие, правда чуть раньше…

Кричит малышка. Окно серо-ночного цвета. Часы стоят. Наверное, половина шестого. Пора кормить, чаем не отделаешься. Слева на кровати пустота напоминает: командировка. Еще три дня.

Я уже у двери. Снова кричит малышка — настойчиво, громко, требовательно. А кровать так и тянет к себе. Теплая. Глазам и думать противно об электрическом свете. Но — кричит! Пора. Надо. Может быть, уже шесть.

Вялыми движениями мою кастрюлю, бутылку — вчера не было сил. Варю детское питание. Маленькая дружелюбно улыбается, сна у нее ни в одном глазу. Ничего не поделаешь, мило заговариваю с ней, улыбаюсь. А рот она не открывает — хоть умри. Наконец малышка снова в постели. Радио сообщает: «Шесть часов тридцать семь минут…» Рановато. Даже слишком рано. Старшая бормочет: «Она кричит всю ночь». Мне не по себе, хоть это и неправда. А старшая уже снова спит. Ложусь и я. Просыпаюсь от жуткого сна и звука падения где-то далеко-далеко от меня детской игрушки. Кричит малышка.

8.05. Сегодня детского сада нет. Значит — «отпуск» для дочки и много времени на завтрак. Какао. Яйцо. Бабушкин ежевичный мармелад. И мед. Мед — самое главное. Его она любит. Это настоящий уикенд. Только без гренок. Потому что нет папы.

А затем начинается день. Старшая уже знает, что с утра времени на совместные игры нет. С утра мама должна работать. Помыть посуду, убрать постель, навести порядок. Иногда попечатать на машинке. Сегодня печатания не будет. Она играет сама. Строит домики с палисадниками. Гараж для трактора. Время от времени приходится на все это смотреть. 10.00, малышка. Второе кормление. Потом она лежит на ковре, барахтается и смеется. Старшая держит перед ней погремушку. Новая игра. До тех пор, пока у старшей не устала рука. Малышка смотрит на погремушку, но не осмеливается ее взять.

Приготовить обед. Рис с яблоками. Больше полакомиться нечем. Надо еще сварить сок на зиму. Значит, целую гору яблок почистить, мелко нарезать. Старшая помогает. Подает яблоки и злится, если я беру их сама. Ставлю соковарку на плиту. Через два часа снова мыть бутылочки, кипятить соски. Но до этого еще осталось немного времени. Время для еды. Время вопросов и разговоров. И еще — время грязнуль и замарашек. Пылесос у меня работает без передышки. Если бы еще были бумажные мешочки! Обед. Дети спят — или по крайней мере делают вид. Мое время. Время полежать или поспать. Время попечатать. Сегодня — только время для раздумий и мечтаний. Мечты о том, что никогда не сбудется, как обычно.