Виктор Квашин - Таёжное чудо

— Пей. Нет, погоди, — плеснул туда же водки. — Вот теперь пей. А, давай я помогу.

Приподнял ей голову, поднёс к губам кружку.

— Ну, давай, пей. По глоточку. Давай. Вот, молодец, теперь жить будешь. Давай ещё чуть. Отлично! Теперь лежи. Я сейчас тебе такое лекарство сварганю, мигом на ноги поставлю.

Кинулся впотьмах к ручью, выловил из-под коряги придавленный камнем мешок, нащупал шею, подумал, взял ещё лопатку. Дома сунул мясо в большую кастрюлю, конфорки долой, кастрюлю на открытый огонь, в топку ещё дров.

— Ну, вот, теперь можно перекурить. Ну, как ты? — Спросил Трофимыч, присев к спасенной на край койки.

— Вы кто? — почти прошептала она, всё так же удивленно глядя на него.

— Ну, как это кто? Живу я здесь. Зовут Трофимыч.

— Вы меня спасли?

— Ох, я ж Жульчика забыл привязать! Я быстро.

— А Жульчик — это та собака?

— Вот Жульчик и есть твой спаситель.

— Повезло тебе, — сказал Трофимыч, вернувшись. — Дождь пошёл. Сидела бы сейчас там, под скалой, мокла.

— Мне уже всё равно было бы…

— Да ладно тебе, хорошо всё. Не могла ты погибнуть.

— Почему?

— Кому суждено сгореть, не утонет. Судьба. Не зря же ты на этой сопке оказалась, Жульчик тебя учуял. Кстати, а как ты сюда попала?

— Не знаю. Заблудилась, — она отвела глаза.

— Ладно, потом расскажешь. А откуда шла-то?

— С горы Лысой.

— С Лысой? Так это ж километров сорок отсюда! Сколько же ты шла?

— Три дня. Наверно. Я не помню точно.

Она закашлялась.

— Хорошо, потом поговорим. Пей чай. Давай я горячего добавлю. Держать сама можешь? Вот и хлебай помаленьку. Тебя как зовут-то?

— Аня.

— Согрелась, Аня?

Кивнула.

— Ну, ты пей и лежи. А я лекарство готовить буду. Это мигом на ноги поднимет. Закипает уже. Вот мы его сейчас подсолим, да перчика туда, да лаврушки, да ещё луковицу. Ты как к перцу относишься?

Аня не отвечала. Она спала.

Трофимыч тоже прикорнул часок, сидя на стуле. Попробовал варево, причмокнул восхищённо, налил в кружку густого бульона, разбудил Аню.

— На-ка, выпей.

— Я не хочу.

— Пей. Это лекарство. Надо. Всё пей.

Аня сначала нехотя, потом с удовольствием осушила кружку.

— Спи теперь, Анюта.

Дождь разошёлся не на шутку. Аня кашляла во сне надрывно, откуда-то из глубины груди. Трофимыч будил её каждые два часа и заставлял выпить кружку горячего бульона. Под утро он всё-таки уснул. Проснулся — в окнах светло. На часах раннее утро. Выглянул в окно — снег! И какой — сантиметров тридцать! «Повезло тебе, Анюта, видно действительно Хранитель у тебя есть. Вот и не верь после этого в промысел Божий». Тихонько, чтобы не разбудить гостью, подложил печку, оделся, отыскал в сарае фанерную лопату и стал откапывать проход к бане.

Аня проснулась часов в десять.

— Доброе утро, — улыбнулась она одними газами.

— О, приятно видеть живое лицо! Лучше тебе?

— Хорошо.

— Ну, вставай тогда, завтракать будем.

Аня, укрытая по самый подбородок, сделала движение, но замерла, смущенно-просительно посмотрела на Трофимыча.

— А, понятно. Пойду я дров пока принесу. Твоё всё вон, за печкой висит, тёпленькое.

Покурил на пороге, вернулся с охапкой колотых поленьев. Не глядя, спросил:

— Оделась?

— Да, спасибо. Мне бы умыться. Здесь можно? — показала она на рукомойник и закашлялась.

Трофимыч отрицательно покачал головой.

— Не, тебе сейчас нормально помыться надо, да и лечение продолжить. Кашель-то у тебя нехороший. Я аптеку не держу — без надобности. Придётся народными средствами. Накинь полушубок, пойдём.

— Куда?

— Пошли, лечиться будешь. Испугалась, что ли? Баню я истопил.

— Тёпленько тут, — сказала Аня, войдя в предбанник.

— Вот и попарься хорошенько, прогрей лёгкие. Холодная вода в бочке, в кране кипяток. Веник на полке. Разберёшься. Вот полотенце чистое. Давай, а я пошёл завтрак готовить.

— Подождите… я не знаю как. Я ни разу в такой бане не мылась.

Трофимыч почесал затылок одной рукой, потом другой.

— Ладно, сам попарю, как положено. Раздевайся и на полок ложись. Крикнешь, как готова будешь. Да отвернусь я, чего ты смотришь.

Дверь хлопнула. Через минуту послышалось:

— Можно!

Трофимыч разделся по пояс, вошёл.

— Ты это чего? Это кто в одежде парится? — искренне возмутился он, увидев на Ане трусы и лифчик. — Думаешь, брошусь на тебя сразу?

— Я стесняюсь.

— Нечего тут стесняться. Я уже всё в жизни увидел, нового, поди, не узнаю. Снимай всё, ложись на живот. Спина у всех одинаковая.