Виктор Квашин - Таёжное чудо

Трофимыч снова подождал в предбаннике.

— Ну, вот, другое дело. Легла только низковато, надо было на верхний полок, — проворчал Трофимыч, плеская кипяток на камни. — Ну, да ладно. Прогрейся, пока венички запарю.

Аня лежала, отвернув лицо, прижав локотками груди. Трофимыч бросил на камни горсть чешуек от кедровой шишки. Поднялся синеватый ароматный дымок.

— Дыши глубже, Анюта! Лечиться будем!

Он прошёлся веничком слегка от пяток до шеи, поддал ещё парку, вытащил из кипятка второй веник, встряхнул, и пошёл играть двумя по всему худенькому бледному телу от головы до пят. Он знал толк в парной бане. Аня сначала напряженно молчала, потом расслабилась, лежала, постанывая. Трофимыч вошёл в раж, старался, но хлестал не слишком сильно — боялся сделать больно. И любовался. Спинка, хоть и тонковатая, переходила через аккуратную талию в округлые, очень женственные бедра. Шея тонкая, но изящно длинная, с прилипшими завитками волос. Непослушная грудка выползла из укрытия и доставляла Трофимычу, по крайней мере, эстетическое наслаждение. С удовольствием прошёлся веничками по ягодицам, но чтобы не заподозрила, не задержался, продолжил ниже, выше.

— Хватит, — взмолилась Аня. — Жарко очень!

Трофимыч отложил веники, набрал в ковш ледяной воды, попробовал пальцем, пожалел, разбавил чуть горячей.

— Потерпите, барышня, — он окатил раскрасневшуюся спину.

— А-а-а! — Аня вскочила, широко раскрытыми глазами уставилась на Трофимыча, глубоко вздохнула, улыбнулась. — Хорошо как!

Вдруг спохватилась, прикрыла груди ладонями.

— Да ладно, увидел уже, — сказал, отворачиваясь, Трофимыч. — Давай, ещё ковшик.

Он полил её спереди.

— Иди, отдохни в предбаннике, на, вот, полотенце. Я сейчас.

Сбегал в дом, намешал кружку чая с мёдом, отнёс Ане.

— Пей, полезно.

Сам вышел, обтерся снегом — тоже жарко. Вернулся, закурил, пуская дым в топку. Аня прихлебывала чай, улыбалась.

— Я же тебе говорил, хорошо будет. Сейчас продолжим.

— Еще?

— Конечно, чтобы всю простуду выбить. Пошли. Ложись теперь на самый верх. Да чего уже теперь-то стесняться, поворачивайся, сделаю спереди.

Аня послушно легла на спину, уставилась взглядом в стену. Трофимыч добавил пара, снова заработал вениками. Но долго не выдержал.

— Хватит пока с тебя.

— Уже?

— Сама домывайся. Там, вон, на полочке посмотри, флакушки всякие, может, что нужное найдёшь. Я в них не разбираюсь. К печке только не прислонись — обожжёшься.

Он вышел с мелкой дрожью в коленях. Женское тело стояло перед глазами. Проходя, мельком глянул в зеркало и остановился.

«Господи, монстр! Глаза нет, шрам через всю рожу, седая щетина на палец, и забыл, когда патлы расчёсывал. Понятно, чего она вчера сознание потеряла: думала, людоед в пещеру на холодец несёт. Размечтался! Триллер ходячий».

Настроение улетучилось разом. Он вышел, растёр лицо снегом. Отыскал чистое трико и тельняшку, отнёс Ане. Крикнул через дверь:

— Тут одежду сменную тебе принёс. Другой нету. Чистая.

Две сигареты на крыльце привели мысли в порядок.

«Надо отправлять девку. Да как её сейчас отправишь? Может, подморозит хорошенько, да хозяева пожалуют. А оно наоборот, таять начало. Пусть поживёт пока, отъестся. Надо побриться хоть, что ли», — думал Трофимыч, ощупывая подбородок.

Он намылил лицо, стал скоблить станком на ощупь. В зеркало он смотрелся редко, да и было оно на заимке всего одно, на стене в предбаннике. Чего он там не видел, в зеркале?

Вошла румяная Аня, сняла полушубок.

— С лёгким паром, — буркнул Трофимыч, искоса окинув ладную фигурку в тельняшке. — «И как они умудряются даже в чужой одежде выглядеть привлекательно?»

— Спасибо. Легко так стало, кажется, взлечу сейчас. И есть хочется!

Трофимыч наскоро умылся, выловил из кастрюли кусок мяса, водрузил на большую тарелку. Поставил на стол консервную банку с торчащими из неё вилками и ложками, соль, порезал луковицу, достал с полки несколько сухарей.

— Извини, хлеба нет. Питайся.

— А вы?

— Не хочу. Давай, давай, не стесняйся, этого добра в ручье ещё много. Съесть надо, пока свежее. Дай-ка, — видя нерешительность Ани перед огромным куском, разрезал, разломал позвонки, сложил грудой. — Вот, бери прямо руками и ешь досыта. Такое мясо можно и без хлеба. Потом чай вот из этой кружки пей, целебный.

— А что там?

— Шишка, хвоя — лучшее от простуды. А я пойду, ульи откопаю.

Раскидывая мокрый тяжёлый снег, Трофимыч злился непонятно за что, на себя конечно. Снег прилипал к лопате, не скидывался. Трофимыч распсиховался, ткнул лопату в сугроб, закурил. Отчего-то вдруг возникла мысль пойти, взять ружьё и застрелиться. Ком подкатил к горлу.