Светлана Кузнецова - Жуки с надкрыльями цвета речного ила летят за глазом динозавра

— Дуры вы, — вздохнул дед.

Он взял меня на руки, попросил бабулю одеть меня, и мы с ним отправились маршировать на пустырь.

— Раз, два, левой! Раз, два, правой! — командовал дед, а потом замолкал, и мы долго брели в тишине.

Мы шагали в потемках по улице Путейской. Фонари не горели. Снег еще не выпал. Вдалеке виднелись дома рабочего поселка Зубчаниновка. А над ними висел огромный шар луны, на котором проступали тени гор и кратеров. Чудесное свечение шло от лунного шара.

Ночью в октябре пустырь становился самым загадочным местом во вселенной. Здесь лежала старая большая железобетонная труба. Все забыли ее предназначение и откуда она здесь. Может, это была брошенная инопланетянами турбина звездолета — никто не знал. Вокруг дрожала на ветру сухая октябрьская трава. Странно, стоило обойти дом — и ты попадал в обжитый людьми, будничный двор с песочницей, мусорными баками и скамейками у подъездов. Во дворе в существование пустыря не верилось. Но, тем не менее, он лежал совсем рядом, похожий на суровый ландшафт неведанной планеты. Иногда по пустырю пробегала маленькая рыжая собачка. Я знала, в эту собачку превращалась старая татарка Бабанька, что жила в нашем подъезде, за дверью с деревянной ручкой. У всех дверей в подъезде ручки были из металла, и только в квартиру татарки вела дверь с ручкой из дерева. Ручка эта была покрашена в рыжий собачкин цвет — и не зря. Уж я-то знала, почему она в него покрашена. Лично мне было ясно, что татарка — оборотень. Она никому не делала зла, просто превращалась в рыжую собачку.

Мы с дедом вернулись, а скандал продолжался — с отца требовали тридцать рублей, которые лежали, свернутые фунтиком, в чайнике из кофейного сервиза. Отец — а кто же еще? — нашел заначку и стащил.

В тот вечер, уложив меня на перину, дед Николай зашел в Маленькую комнату, где все еще переругивались домашние, и молча дал отцу затрещину. Отец протрезвел и закричал:

— Нелюди вы, ноги моей больше здесь не будет. Добилась своего? — грозил он жене. — Радуйся, ухожу!

— Успокойся, — увещевала бабуля Мартуля. — Ребенка разбудишь.

— Да куда ты пойдешь, — усмехнулась мать. — В деревню свою вернешься? Ты и трактор-то водить не сможешь, коров доить придется. Ну и катись, деревенщина!

Отец стащил с антресолей старенький чемодан, кинул туда пару штанов и трусы и убежал от нас в темную осеннюю ночь.

Через два дня он вернулся с повинной, вел себя скромно и не пил почти неделю даже пива.

В конце октября дед Николай вышел из дома без шапки. Ветер дул холодный, поднимал рябь на лужах, раскачивал троллейбусные провода. Дед шел, тер уши и курил. У хлебозавода на остановке стоял трамвай, и дед торопливо пошел через дорогу — холодно, в вагон бы поспеть. В полуметре от трамвая его сбила серая «волга».

Деда отвезли в больницу с переломом руки. Он пробыл в больнице два дня, а на третий ушел домой.

Дело на водителя серой «волги» закрыли через месяц: дед-то мой сам был виноват — слишком медленно переходил дорогу по зебре перед машиной начальника милиции.

Дед лежал на тахте за шкафом и иногда жаловался, что у него ноет в груди. По утрам он по-прежнему вставал раньше всех. Наливал здоровой рукой в кружку крутой кипяток и смотрел в окно, на пустырь. Одним ранним утром, когда выпал снег, дед увидел сантехника Свищенко с фонариком-жучком. Тот снимал дворники с «москвича» соседа. «Москвич» был единственной машиной на весь дом и принадлежал пенсионеру с пятого этажа, бывшему завхозу продовольственной базы.

Через два часа дом начал просыпаться. Открыл кран в ванной отец — и зашумела вода. Вышла на кухню заспанная мать, поставила на плиту чайник — чайник зашумел. Бабуля Мартуля принялась отчитывать Тасика за перевернутое мусорное ведро — кот фыркнул и, прыгнув на подоконник, спрятался за занавеской.

— Выкрасить бы тебя, да выбросить! — заключила бабуля. Тасик равнодушно почесал за ухом.

Дед решил выйти во двор покурить. Он натянул валенок и уже собрался натянуть второй, как в дверь постучали.

На пороге стоял паренек. На голове у него была фуражка с кокардой. Глаза паренька были ласковыми, как у щенка, а из-под фуражки торчали уши — большие и розовые, как у мыши.

— Кто это там? — спросила из кухни бабуля Мартуля.

— Паша это, участковый наш, — откликнулся дед.

Дед знал молоденького участкового и потому сказал:

— Проходи, чаю попей, расскажешь про жизнь.

— Да я ненадолго, — замотал головой тот. — У вас тут происшествие ночью было. У вашего соседа с «москвича» дворники сняли. Может, видели что?