Андрей Наугольный - Ещё поживём

Август. Грусть.
И в гнусной смуте
Проживаю эти дни…
Жизни ветер вертит-крутит,
За порог не выходи!

Как сберечь в себе поэта
Средь пронырливых пролаз?!
Где твои соборы света,
Мой Нерукотворный Спас?

Сыпь, сыпь, снежок,
Арктический халиф
Элегии…
Приблуда иль причуда
Души моей? Поэзия повсюду
Шатается, шалава,
И шалит!

Сыпь, сыпь, снежок…
Меня он воскресит,
Жить бы умом,
Да сердцу не прикажешь…
Что ж, нынче так,
Зачем унылый вид?
Хвала гульбе
И кружке пива даже!

Снег уврачует. Путь необозрим.
Легко не быть в безмолвии равнин…

Подняться из окопа…
В этом суть,
Чтоб в полный рост!
Чтоб видели, шалели!
Чтоб собственную слабость обмануть!
Как, страшно, брат?!
Но каждому по вере…
И пусть потом разверзнется земля,
Душа бессмертна,
Что ей канонада!..
Окликнут даже:
Что ты? Стоп, нельзя! —
Встать из окопа.
Просто встать.
Так надо…

Да, да…
Колодец, где так просто,
Из детства выпытав слезу,
Вдруг отыскать среди наростов,
На дне — красивую звезду…
Свою!
Вновь к небу обратиться,
И там, средь тучек-недотрог,
Колодец.
Звёздная столица.
А в самой сердцевине —
Бог!

Поэзия без жертвоприношений…
Обед без соли
И костёр без дров!
Коль ты поэт,
То брей, дружище, шею…
Палач заждался,
К встрече он готов.

Был дом.
Дивный, древний…
А стол окружала семья.
Житьё деревенское
Раем тогда мне казалось!
Какой же я был несмышлёныш,
Наивно-сопливый… Но — я!
А жизнь, будто сад, полыхала,
О, чудо! Цветущая заросль!

Изысканный праздник,
Где в сумерках… да, над столом
Нам лампа сияла,
Как рыцарь в доспехах помпезных,
Как будто бы ангел
Сверкнул своим чудным крылом
И круг очертил…
Мы сидим.
Фотография.
Бездна…
Как будто бы ангел,
Как жизнь-то затем обожгла,
Я выпал из круга,
Пропиты объятья сирени…
И мгла навалилась,
Осенняя, грузная мгла
Измен и предательств,
А также — почти преступлений!
Потом, через кручу
Неистово-яростных лет
Случайной волной
До меня донесло, докатилось,
Что лампа — трофей,
«Кулаков» оприходовал дед,
А их — за Можай!
Выходило,
Что нужно сдаваться на милость
Злодейке-судьбе,
Мне взаймы ты досталась, взамен…
Как, впрочем, и жизнь…
Я достоин таких перемен.
А что там ещё? Я не знаю.
А что там ещё впереди?
Эй, огненный ангел,
Я — твой. В свою бездну веди!

Ах, доброе, доброе, доброе,
Доброе, старое время…
Ах, подлое, подлое, подлое
Сталинских соколов племя!

Хотелось Хлебникову неба,
А Небову, наверно б, хлеба?
Тот голодал бы, тот скучал,
Один горел,
Другой урчал…
Над костью мозговою сладко.
Второго не было. Накладка.
Мир гармоничен. Спору нет…
Как ни безжизненны сугробы,
Глянь, воробьишка крутолобый
Выклянчивает свой обед,
Застыл, чудак,
Но смотрит в оба,
Осмысленно — на белый свет!
Ему гармония, как мать, —
Ушла, а он — айда шнырять…
Упрямец… ух!
Ему я рад,
Я — сам из тех, кому пожиже!
Сказать бы:
Чёртушко,
Ты — рыжий,
Как я, когда-то…
Так-то, брат!
Ты сам, как я, жив крошкой хлеба,
Будь весел, не глазей на небо…
Небесный недоступен склад,
А небо ледяное слепо,
Особо к рыжим, говорят…

А впрочем, что гадать на гуще?
Поэтам сытость не присуща.

Кармен голубых моих глаз,
Как грустно тебе в переулках
Судьбы моей,
В коконе фраз…
Апрельская ночь и прогулка
Излечат, а воздух — речист,
Он — отзвук и страсть,
Слышишь?
Манит
Пропасть среди звёзд гитарист
Гитану,
А жизнь, как в тумане.
Струна оборвётся, сердца
Трепещут, чураясь обочин,
Остаться с тобой до конца,
Пусть ночь, как гиена, хохочет!
Есенинский всхлип перемен.
Бреду по продрогшему скверу
За шарфиком, сжалься, Кармен!
Подобно бретёру, к барьеру…
Но вместе,
Кармен! — Без прикрас.
Озноб, будто бритва по коже!
Кармен голубых моих глаз,
А сердце очнуться не может.
Манон, Айседора, Кармен…
Кармен, Карменсита, ты — карма!
Возможно, преступна,
Вульгарна,
Но жизнь отдаю я взамен!