Lena Swann - Искушение Флориана

Я быстро научился отличать в текстах первых трех, «синоптических» Евангелий истинные слова Христа — от дописанных кем-то вставок и ветхозаветных цитат (начинающихся иногда загробными интонациями: «ибо сказано…”), которыми компиляторы трёх первых Евангелий с перепугу спешили немедленно же слова Христа прибить ветхозаветными гвоздями, чтоб не рыпались, чтоб они не выбивались из понятной их падшим мозгам ветхозаветной концепции, — и которыми суть слов Христа иногда прямо искажалась или затуманивалась. Я видел везде в текстах красноречивые иллюстрации того, как божественное откровение Христа падает в трясину ветхозаветных мозгов, которые либо не могут, либо не желают и сознательно отказываться полностью понять Христа, Христову Благую Весть — как что-то для евреев немыслимое и радикально новое. Не случайно ведь и сам Христос даже своим ближайшим ученикам говорит: «Вы не можете сейчас понять и вместить всего, что Я хотел бы вам сказать про мироустройство и про жизнь в Царствии Небесном, — потому что оно во всём отличается от мира сего. Вы будете понимать это постепенно — и Дух Святой, которого Я пошлю, будет вам постепенно объяснять Истину». Но одновременно я с благоговением отдавал себе отчет: чудо, что вообще еще хоть что-то уцелело! Ведь никто из составителей имеющихся изводов текста трёх первых Евангелий, как я мог заключить из свидетельств историка Евсевия Памфила и прочих раннехристианских источников, личными очевидцами жизни Христа не являлись, а честно компоновали тексты, делая переводы на греческий («переводили кто как мог») еврейско-язычных Логий Христа, составленных Матфеем, а также пересказывая воспоминания, «памятные записи» апостолов — в том числе, записанные Марком за апостолом Петром — за его спонтанными, хронологически беспорядочными, разрозненными, отрывочными и фрагментарными короткими историями из жизни Христа («хриями» — как называли их на тогдашнем лингва франка — греческом койне — и как характеризует их, разъясняя жанр Евангелия от Марка, епископ Иерапольский, цитируемый Евсевием Памфилом: необычайно яркими, крайне краткими сценами или цитатами, начинавшимися с «увидев же», или «когда же спросили», или «и сказал»), эмоционально рассказанными Петром в виде разрозненных, хронологически не связанных, проповедей в разное время совершенно разным слушателям — которые сам Пётр не успел записать: жизнь была обетованно-коротка, а дойти нужно было успеть всюду — не до мемуаристки было. То есть слова Христа, записанные в первых трех, синоптических, Евангелиях, по сути проходили аж через три фильтра недопонимания или и вовсе непонимания со стороны земных, падших слушателей: апостолы, — которые понимали Христа в меру собственной грешности и ветхозаветных суеверий и заблуждений (ярко и честно отраженных в самих же Евангелиях — когда апостолы «прекословят» Христу или и вовсе не понимают Его слов, или понимают их неверно), — их скриберы или переводчики, позже добросовестно (как Марк — за Петром) стенографировавшие отрывочные проповеди и рассказы апостолов, «в точности так, как запомнили, но ничуть не заботясь о хронологии реальных событий», а набрасывая их «так, как слышали в разрозненных рассказах апостолов», — а потом еще и те авторы, кто компилировали и компоновали тексты первых трех Евангелий из разных источников, выстраивали — а скорее достраивали — композицию, угадывали хронологию, вставляли ветхозаветные цитаты и краткие комментарии — тоже в меру своего падше-ветхозаветного понимания, — а иногда и добавляли слащавого рамочного фольклора. Мне было очевидно, что Евангелие от Иоанна — единственный текст, который от начала и почти до конца лично написан очевидцем жизни Христа, инсайдером, вхожим в ближний круг — более того — Христовым близким другом, невероятно любившим Его, и глубоко понявшим суть Благой Вести Христа — настолько, что как будто бы даже чуть брезговал делать акцент на материальные чудеса, описанию которых уделяют громадное место первые три Евангелия, — а предпочитал говорить именно о духовных откровениях о Небесном Царстве, которые услышал лично от Христа и распознал сердцем. И именно Евангелие от Иоанна, безусловно, является главным камертоном и ключом для распознания истинного смысла Христовых слов и действий.

Я видел, как живых, и тех яростных иудаистов из числа вроде бы уверовавших первых христиан, которые даже не заступились за убиваемого иудеями первого мученика Стефана (еврея из эллинского рассеяния, то есть гораздо менее зазомбированного чудовищными кровавыми обычаями иерусалимских фарисеев и священников) — насмерть забитого камнями за то, что у него мозгов и духовной свободы и храбрости хватило осознать и вслух исповедовать, что Христос заменил собой Иерусалимский Храм, и что истинному Богу, Которого открыл в Своем лице Христос, нужно поклоняться не жертвоприношениями, а истиной и милосердием, в Христовом Духе Святом. Я видел эту отчаянную борьбу иудаистов в первых христианских общинах за искажение всего мэссэджа Христа, за впихивание Христовых слов в ветхозаветную конуру, за прицепление Его на падшую ветхозаветную цепь. Я видел эту жуткую борьбу за то, чтобы суть Благой Вести, которую принес Христос, исказить, или просто подменить опять ритуалами — только бы не услышать смысл того, что говорил Христос, только бы не понять и не осознать всю страшную правду про падший мир! Я видел и чудовищную ошибку апостолов: назначить в общинах «хозяйственников» и «ответственных за провиант» пресвитеров и епископов. И, позднее, через почти три века героической стойкости первых христиан, — как только кончились кровавые гонения на христиан (во время которых быть лидером христианской общины означало лишь почетную привилегию быть зверки убитым первым), хозяйственники, крайне быстро — пользуясь тем что апостолы уже распяты и обезглавлены, а остальных святых скормили львам, — незаметно захватили власть; соблазненная конкубинатом с римской империей церковь мутировала, окостеневала; вместо заповедованного Христом братства, в церкви появилось «начальство» по типу мира сего — причем часто «начальники» в церкви до ужаса, до тошноты точно копировали и перенимали административно-территориальные и иерархические ухватки и принципы империи; а, с окончанием гонений и выходом на поверхность из катакомб, по мере появления у христианских общин прекрасных зданий, богатой изысканной росписи на стенах, изящной храмовой музыки — из них в строгой обратно-пропорциональной зависимости исчезал Христов дух. Я ясно видел, что Константиново «примирение» с христианством оказалось для христианства троянским конем: императоры не смогли сломить дух христиан чудовищными пытками и зверскими убийствами — так теперь императоры решили уничтожить христианство другим способом: внедриться в церковь, заявив «а я тоже — христианин», и инкорпорировать церковь в государство, ассимилировать ее, привить ей свой мирской государственнический дух, подчинить ее себе, поставить ее под собственный контроль, заставить церковь работать на себя, — а значит убить христианство. Христиан вроде бы перестали убивать физически — но в результате стали убивать духовно. Когда император Константин пришел к христианам и сказал им: «Я теперь тоже — христианин» — единственным правильным ответом было бы: «Ах, ты христианин? Если ты христианин, тогда брось всё и иди за Христом, как Христос заповедовал делать христианам». В общем-то, если подумать: что такого великого сделал для христиан Константин? За что его так уж превозносить было? Только лишь за то, что он перестал христиан убивать? Так это он для своей души сделал, чтобы не сгореть в аду, как предыдущие императоры-гонители. Совершенно необоснованно было вот только за то, что он перестал христиан убивать, — вдруг ни с того ни с сего предоставлять ему особое право участвовать в церковных соборах, влиять на церковное учение! Не очень понятно, почему христиане Константина сразу и строго не поставили на место (а вместе с ним, раз и навсегда, и всех последующих императоров, царей и королей, которые порывались, с кровавыми руками, возглавить церковь, влиять на церковную жизнь и влиять даже на христианские догмы, деформировать и искажать их, подстраивать их под свой падший ум и под «нужды империи»): «Ах ты теперь христианин? Тогда увидимся с тобой на исповеди — ждем покаяния за твои кровавые царские дела. Никаких особых прав у тебя нет и не будет. Если хочешь — кротко вступи в церковь на правах рядового христианина. Нам Христос сказал: „цари земные царствуют над миром сим и правят людьми мира сего, — а у вас да не будет так!“ Поэтому, если уж ты и вправду хочешь быть христианином — тогда перестань быть царем, потому что вся земная падшая царская деятельность прямо противоречит всем заповедям Христа. А если не хочешь так — мы рады опять уйти в катакомбы. Нам не привыкать принимать мученическую смерть от зверей в римских цирках». Произошел же в действительности, наоборот, некий «подкуп» церкви благоденствием и «дружбой» с императором, началось противоестественное, противоречащее всем заповедям Христа, встраивание церкви в империю. Ужас, как страшно было читать древние сводки и видеть, что отныне истинным христианам приходилось быть партизанами и гонимыми изгоями не только в «мире сём», но и в собственной церкви, пошедшей на сговор с миром сим, с государством, с империей — то есть с явлениями, которые по определению враждебны всему, что заповедовал Христос! Расправа над Иоанном Златоустом, произведенная в Константинополе «церковным» начальством, спевшимся с царьком, — вот оно, раз и навсегда, на все века, страшное разоблачение мифа о благости «примирения» церкви с империей, с государством. Мне, увы, становилось всё очевиднее, что многие церковные «начальники», удачно встроившиеся в государство, унаследовали не Христу, а тем, кто Христа распял — фарисеям и лицемерным продавшимся еврейским священникам. Расправа над Иоанном Златоустом была лишь первой громкой расправой омирщвлённого встроенного в государство коррумпированного церковного начальства над святым (которого их преемники чуть позже посмертно канонизировали — к своей же славе). Я видел что с момента «союза» церкви с империей такие расправы над теми, кто пытался сохранить верность Христу и в точности исполнять заповеди Христа, стали чуть ли не регулярной нормой внутри самой церкви. Христос однозначно призывал Своих учеников выйти за рамки падше-человеческой истории: «Не будьте такими, как люди мира сего!» Именно так, чужаками, скитальцами, странниками, вне падше-человеческо-животно-сатанинской истории, и жили ранние христиане, — и именно за это мир убивал их, стремился их уничтожить. Как только часть христиан решили влиться в падше-человеческую историю и пойти на компромисс с миром сим, плата за это была чудовищная. Не случайно Христос заранее предупреждал: «Горе вам, когда люди будут говорить о вас хорошо!» Омирщвлённое позорное одержимое жаждой власти коррумпированное «церковное» начальство, ничего общего с Христом и Христовым учением не имеющее. Миллионы формально крещеных, в Христа на самом-то деле не верующих, совершающих страшные грехи и называющих себя христианами просто потому что так выгодно, или принято, или модно, — ходящих в церковь просто потому что «так положено» — потому что это «государственная» религия. Бесчисленное количество карьеристов, примыкающих к церкви ради выгоды (а если б государственной религией была бы завтра объявлена не христианская, а другая, то они, не задумываясь, с тем же омерзительным тупым правоверным рвением поклонялись бы ваалу или перуну). И — как страшный результат сговора официозной церкви с миром сим — почти полное искажение первоначального мэссэджа Христа! То, что было очевидно первым христианам, — теперь не просто ставится под сомнение коррумпированным мэйнстримом церковного начальства, но и объявляется ересью! Чудовищный реванш ветхозаветных заблуждений в головах священников и полное попрание Христовых заповедей, всего Христова откровения, подмена их мирскими концепциями. Чудовищная подмена священниками теологии зоологией. Оправдание священниками всех ужасов падшей природы, всех «натуральных» падших похотей людей и всех порядков мира сего — так, как будто они «даны от бога» — то есть, на самом деле, оправдание сатаны, по вкусам которого выкроен падший мир. И самое страшное — даже теология, начиная с момента встраивания церкви в империю, откровенно коррумпируется миром сим и «князем мира сего»! Встроившиеся в империю «богословы» быстро забывают про неотмирную Благую Весть Христа и начинают во всем исходить только из имеющегося в этом падшем земном мире, из порядков и законов этого падшего мира — приписывая их «богу», а не тому, кто был известен первым христианам как «князь мира сего», сатана. Выводы о характере Бога и о качествах Бога начинают пытаться делать на основании наблюдений за качествами, свойствами, порядками и устроением падшего земного мира — вот уж страшнее богохульства трудно придумать! Более того — рассматривая то, как устроен падший земной мир, заявляют, что это — якобы доказательство «мудрости бога». Происходит фактически полная подмена Бога «князем мира сего», сатаной. И, вот, уже в четвертом-пятом веке, я с ужасом видел в «богословском» учении Августина, навсегда одурманенного мирской философией своих юношеских лет (и в свою очередь навсегда, пинг-понгом через Фому Аквината, задурившего голову будущим богословам-схоластам, пишущим не на основе прямых Христовых откровений, а на основе упражнений собственного падшего ума или на основании директив омирщвлённого церковного «начальства»), что всё перевёрнуто им с ног на голову: оказывается, это «бог», якобы, сотворил всё то земное и падшее, что апостол Иоанн и все первые христиане со ссылкой на Христа заповедовали «не любить»! А не тот автор всех земных падших вещей, законов и порядков, который был известен ранним христианам со слов Христа как «князь мира сего». В общем не удивительно, что такая чудовищная подмена принесла страшные плоды: Августин в результате стал идеологом рабовладельчества, эксплуатации рабского труда и первым апологетом будущей инквизиции и насильственного «обращения»: дерево, которое во всей омерзительной очевидности чуть позднее позналось по богохульскому, откровенно сатанинскому плоду своему — чуть было не сгубившему западную церковь, чуть было не уничтожившему ее изнутри, и надолго отвратившему от нее истинных христиан. Августин в самом духе своего учения перевирает всю суть Христовых заповедей и Христовой Благой Вести! Августин не просто отрицает существование зла (лукаво заявляя, что, якобы, «зло — это просто недостаток добра»), но и доходит до откровенного сатанизма и, по сути, оправдания дьявола, провозглашая змеиный тезис, что «всё, что существует — благо просто в силу того, что оно существует». Хоть сам Августин вроде бы и принимает монашество и вроде бы отказывается от мира, но в извращенном его учении это всё равно якобы «бог» сотворил падший мир — и теперь «бог» якобы просто ждет пока люди от любви к «твари» вернутся к любви к «творцу». Довольно омерзительная картина получалась. Августин настолько заворожен изощренной сложностью окружающего его падшего земного мира, всякими математическими, логическими и психологическими и социально-государственными штучками и фокусами мира сего, что в своем оправдании порядков падшего мира и приписывании их «богу» доходит даже до такой безмозглой и бессовестной сатанинской антихристианской гнуси, как заявление, что существование рабства на земле якобы угодно «богу»! То есть выступает адвокатом дьявола, пропагандирует оправдание сатаны, князя мира сего, под видом «теодицеи»! А затем уж доходит и до мерзости оправдания войн и насильственного «обращения в христианство» — то есть становится первым идеологом последующей дьявольской инквизиции, которая, в будущем, под видом борьбы за чистоту католицизма, на самом деле уничтожала и дискредитировала христианство. То есть уже Августин впрямую и внаглую перевирает и отменяет всё, что Христос говорил, всё Христово дело, всё Христово учение, все Христовы заповеди. То, чему учит Августин — прямо противоположно всему, чему учит Христос; но Августин, понимая это, выворачивается из ситуации, говоря, что это просто потому что у Христа под рукой не было подходящего императора, который бы мечом воплотил бы в жизнь Христовы желания. Всё учение Августина наполнено лукавством мира сего и уничтожает мораль и способность христиан различать добро и зло. Вскоре в среде коррумпированных империей «богословов» начался и антихристов бред про возможность построения «царствия божьего на земле» и про эквивалентность «империи» «царствию божию», — сатанинский яд, который в дальнейшем разъедал мозги и души многих падших христиан, соблазнившихся блеском и могуществом империи. И вот уже в омирщвлённой части церкви дошло до откровенного сатанизма и подготовки почвы для будущего прихода антихриста: если первые христиане готовы были умереть мученической смертью — только бы не согласится поклониться кесарю, царю или императору (потому что это было бы изменой Христу, который для настоящего христианина — единственный Царь), то теперь, по мере коррумпирования церкви империей, уже внутри самой церкви (чудовищно разбавленной внезапно влившимися в нее и заполонившими ее мирскими мерзавцами и карьеристами, которых церковь не смогла переварить) начали говорить о том, что «император у нас вместо бога, и императору нужно поклоняться и во всем ему повиноваться, как богу», — и (по мере отдаления во времени от земной жизни Христа, омирщвления и отпадения от Христова откровения) это антихристово богохульство царепоклонства и властепоклонства набирало всё более чудовищный размах — и, что самое страшное, приобретало все более наглые лживые псевдо-«богословские» манифестации. Как будто под действием страшного дурмана, карьеристы-священники и «начальники» церкви напрочь забыли о противоядии, которое заранее дал христианам против этого Христос: «цари земные властвуют над людьми мира сего, и начальства мира сего правят миром сим, — а у вас да не будет никогда так. Вы все друг другу братья, а учитель у вас единственный — Христос». Как будто загипнотизированные «князем падшего мира сего», царепоклонцы и империопоклонцы и прочие властепоклонцы напрочь забыли о том, как сам Христос, когда восторженный народ захотел насильно сделать Его царем, аж сбежал от ажиотированных поклонников по воде — только бы не стать земным царем в падшем мире! только бы, не дай Бог, не иметь ничего общего с земной «властью» (которая по самой своей природе априори противна и противоположна Богу)! — и прямо предупреждал: «Царствие Моё — не от мира сего». Как же получилось так, что в течение падшей земной истории столь многие, называвшие себя «христианами», поддались именно на то искушение сатаны (предлагавшего дать им царства мира сего), — которое, молясь и постясь в пустыне, с гневом отверг Христос?!