Lena Swann - Искушение Флориана

Один из ранних христианских авторов, которого я бросился читать, ругательно называл сатану, князя мира сего, «великими умом», — противопоставляя ему «немудрое мира», простецов, «детей», которых Христос избрал быть достойными Царствия Божия — как родных Царствию Божию по своей простоте. А один из более поздних святых аскетов прямо называл сатану, князя мира сего, «художником», — противопоставляя сатанинской сложности простоту Бога, говоря о том, что Бог добр и прост, и всё Божье в Божьем Небесном Царстве добро и просто, и все сущности в Божьем Царствии Небесном — тонкие, добрые, чистые и простые (в противоположность земному миру — чудовищно изощренно-злобно сложному, извращенно-сложному, по прихоти «князя мира сего»). У Божьих ангелов и Божьих избранников даже ум совсем другой — перерожденный, освящённый, духовный ум. Не было в ранней церкви и в ее прямых духовных наследниках — аскетах-пустынниках (бежавших в пустыню от чудовищного нарождавшегося, начиная с четвертого века, монстра — огосударствлённой церкви, пошедшей на сговор с миром сим, коллаборантствующей с миром сим) — другого восприятия реальности: только вот эта простая Христова Истина! Какая зияющая пропасть разделяла вот это вот мироощущение истинного христианства — и сегодняшнюю омирщвлённую церковь, встроившуюся в мир сей, мимикрировавшую! И еще более ужасающая пропасть лежала между вот этой вот Христовой простой Истиной, за которую шли на смерть христианские мученики, — и тем, что земной мир вокруг меня ошибочно или злоумышленно считал «добром», «хорошим», «ценным» и «приятным». Я с ужасом понял, что многие люди, которые на протяжении всей человеческой истории заявляли, что они поклоняются «богу», «творцу» и «создателю», — на самом деле поклонялись и поклоняются не Богу, а сатане, князю мира сего. Эта же подмена совершается и в мирской литературе, и в любом мирском виде искусства, и в расхожих суждениях людей мира сего.

От самых духовно одаренных, духовно и интеллектуально освобожденных Христом ранних христианских авторов я, не без некоторой боязни, перешел, с той же Пинкертоновой лупой духа, к дотошному чтению самого «традиционалистского», самого злостно зацикленного на ветхозаветных фарисейских заблуждениях (до того зацикленного, что в юности он, как известно, готов был за фарисейские ветхозаветные мифы и штампы убивать!), фарисея по образованию, апостола Павла — и что же я видел?! Раскаявшийся, обращенный, прозревший Павел, ровно так же как и мученик Игнатий Богоносец, проповедовал отречение от земного мира: «Жизнь для меня — Христос, и смерть — приобретение. Я умер для мира, и мир умер для меня. Крестясь, мы крестимся в смерть Господа Иисуса Христа. О небесном помышляйте, а не о земном. Ибо вы умерли для земного мира, и жизнь ваша сокрыта со Христом в Боге. Когда же явится Христос, жизнь ваша, тогда и вы явитесь с Христом во славе. Итак, умертвите земные члены ваши!» Ровно так же, как и Христос, и как все ранние христиане, Павел называет сатану даже не просто «князем мира сего», но и впрямую «богом мира сего», который ослепил умы людей; а также красноречиво называет дьявола и всех злых и нечистых духов так: «начальства, власти, миродержатели тьмы мира сего, духи злобы поднебесной», — и призывает христиан вести брань против них, сражаться против них. Павел прямо называет сатану «князем, господствующем в воздухе», который заставляет земных людей исполнять похоти плоти. Более того — Павел делает и еще одно радикальное открытие — об априорной грешности человеческого тела: «Не живет во мне, то есть в плоти моей, доброе! — вопит в ужасе от внезапного открытия и прозрения апостол Павел. — Душа моя хочет доброго, — а греховный закон, заложенный в это моё грешное тело, противится доброму и заставляет меня совершать грех, совершать злое. Ибо по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием, но в теле моем вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих. Помышления плотские суть смерть, а помышления духовные — жизнь и мир. Плотские помышления суть вражда против Бога. Тот же самый я умом моим служу закону Божию, а плотию закону греха. Бедный я человек! — буквально орёт от ужаса Павел. — Кто избавит меня от тела сей смерти!» Флориане! В греческом изначальном тексте фраза звучит именно так: «от тела сей смерти»! А «сей смертью», как явствует из контекста, Павел называет эту земную жизнь — с животными инстинктами, заложенными в тело! Я с изумлением обнаружил, что в дальнейшем в переводах эту фразу исказили, испугавшись правды, желая ее задрапировать! В вашей Библии Короля Джеймса — еще правильный перевод: «Who shall deliver me from the body of this death?!», — а позднее — испугались правды — и в дальнейших версиях английских переводов уже «этой смерти» исчезло, вырезают местоимение «этой» перед «смерти», — а в модерновых версиях и вовсе подменяют весь смысл фразы, заменяя ее словами: «кто избавит меня от сего смертного тела?» Но орёт-то апостол Павел там даже не из-за «смертности» тела — а из-за априорной греховности земного тела, которое делает душу, «внутреннего человека», пленником (а уж смерть и смертность, как уже понимал апостол, это — изобретение сатаны, прямое порождение похоти, греха, грехопадения человека). Говорит-то там апостол Павел в этот момент на самом деле не о проблеме «смертности» падшего тела, в которое на земле заключена наша душа, как в тюрьму, — а о том, что то, что мы считаем на земле «жизнью» — это, на самом деле, смерть! Плотская жизнь — это смерть! Похоть — это смерть! Вот изначальный смысл фразы апостола Павла! Так кто же заложил априорную греховность и похоть в земное человеческое тело?! Для меня, как и для всех истинных первых христиан, ответ был очевиден: это сделал не Бог. Бог же не шизофреник — чтобы сначала принудительно заложить грех в человеческое тело — а потом против этого греха бороться и отдать Себя на распятие, чтобы выкупить нас из плена греха! «Я плотян, продан греху!» — стонал апостол Павел от имени всех людей на земле. Что же это за купля-продажа?! Кто же кому нас продал? Когда? Где? Как это произошло?! Как теперь из этого плена избавиться?! «Наше жительство — на небесах, — говорил Павел, — откуда мы ожидаем и Спасителя, Господа Нашего Иисуса Христа, который уничиженное тело наше преобразит так, что оно будет сообразно Телу Христа. Не все мы умрем, но все изменимся — в мановение ока». (Как похоже было это откровение и на чаяние апостола Иоанна, который прозревает: «Мы теперь дети Божьи; но еще не открылось, что будем. Знаем только, что когда откроется, будем подобны Христу, потому что увидим Христа таким, какой Он есть»). Флориане, я всеми силами души, внутренней интуицией старался нащупать правду по вот этим обрывочным откровениям, — которых апостол Павел, увы, в отличие от апостола Иоанна, сам же, едва по наитию Святого Духа произнеся, сразу пугался, — и с испугу сразу же пытался задрапировать правду вредоносной фарисейской ветхозаветной белибердой — до такой шокирующей степени, что порой кажется, что это писали тоже два разных человека, — а потом сам же признавался, что часть его текстов написана по прямому Божьему вдохновению, а другая часть — по его собственному грешному падшему безмозглому разумению. Цветы Христовых божественных откровений с великим трудом пробивались сквозь сорняки навыков земного мышления апостола. Флориане, я еще много раз в жизни позже встречал это раздвоение в мозгах, душах, словах и текстах падших людей (как древних, так и тех, живых, что были вокруг), даже, вроде как, христиан, даже вроде как почти святых, — которые, раз произнеся Христово откровение, на секунду как бы проснувшись, очнувшись, приподняв голову к небу из трясины земного падшего мира, — тут же через секунду эту голову снова в эту зловонную трясину роняли и начинали нести ужасающий обычный падший бред. Мы все здесь на земле как пьяные, Флориане, мы все здесь на земле как под действием дури, наркоты, — от дурмана которой всё никак не можем отделаться!