Влад Гринзайд - Бетонная серьга

Сквозь пургу и треск помех я слышал лёнины увещевания, что шоколад в водкой сочетается плохо. Но мне ли верить Лёне, который незадолго до этого испытывал теорию поедания масла, дабы смазать стенки желудка. Важно сообщить, что масло он поедал уже будучи изрядно пьяным, а после масла пришел в полную негодность. Эту его негодность созерцала другая краля, но об этом отдельная история.

Итак, водка с шоколадом. Я понял, что во мне открылось. Открылись кингстоны, и я начал тонуть. Мы сели в машину, и, уже практически моя зазноба, предложила такой маршрут, что я, несмотря на пешеходную доступность, оказался последним со всеми вытекающими. Первым решили доставить Стаса в самый далекий пригород, а потом уже на с Лёнькой.

Но, садясь в машину, я рассчитывал на пять минут пути, а не на сорок. Однако предстоящее обещало воздать сторицей. Мы тронулись. По ночному городу довольно быстро доставили Стаса, но на финишной прямой водка с шоколадом дали о себе знать.

Без баламутного Стаса в машину стало тише, и девушки начала заходы. Она спросила, где я учусь, но ответить не было никакой возможности. Водка с шоколадом не уживались, и, прихватив с собой винегрет, рвались наружу, наполняя полость рта. Щеки раздулись как у Гиллепси, что приближало меня к музыкальной духовой элите. Лёня увидел это в зеркало и поспешил ответить, что мол учимся в Технионе, архитектура. Я сделал попытку урезонить враждующие продукты, но, видимо, конфликт их вечен. При вопросе, куда везти, щеки не удержали натиска, и пришлось задействовать руку для оказания себе первой помощи при удушии, а именно — очистить полость рта от посторонних предметов. Во избежание сумятицы и во продолжение еще не начавшегося романа казалось вполне естественным отложить проявление низменной физиологии на потом. И я отложил его под коврик на заднем сидении. Я вновь мог дышать, но по-прежнему не отвечал на вопросы. Новые натиски я отражал тем же способом. Номер моего телефона девушке сообщил тоже Лёня. Видимо, моя молчаливость трактовалась ею как вновь вернувшаяся застенчивость в более интимных условиях. Наконец, мы добрались до задних ворот общежития. Не прощаясь, я вывалился из машины и поплелся к ближайшему кипарису, хвоя которого служила прекрасным очищающим средством, а мощный ствол — опорой.

Той девушке я бы мог всю жизнь служить опорой. Но она почему-то не позвонила.

— Саня, я возьму пиджак?

Молчание. Мог и не услышать. Вчера до трёх в преф играли. — Сань, можно сегодня пиджак взять?

Выцветшие глаза, желваки, щетина. Нет реакции, но уж слишком нарочито нет. Слышит меня, понимая всю серьёзность ситуации. — Саня! — Зачем? — Что значит зачем? Сегодня Глеб женится. — Какой Глеб? Может и мне сходить? — Ты же его не знаешь, да тебя и не звали. — Ты испортишь. — Что? — Пиджак. — Я бережно. Под мою ответственность. — Если что, купишь новый. — Ясное дело. Спасибо, Саня. Белая рубашка, галстук, шёлковые штаны, отреставрированные туфли, длинный солидный плащ — всё моё, а вот с пиджаком незадача — как-то до сих пор не обзавёлся. Череда свадеб в общаге только началась, а других ситуаций, в которых нужен пиджак в этом климате, и придумать невозможно.

И вот, отутюженный и наодеколоненный, под пристальным взглядом выцветших глаз, я облачаюсь в пиджак, демонстративно манерно держа его лишь большими и указательными пальцами. Я не надеваю, а вписываюсь в него, дабы не причинить ему (пиджаку) неудобств. В глобальной системе координат пиджак остаётся практически неподвижен, а я вращаю корпус, ввинчиваясь в рукава.

Бережность обращения и нарочитость вызывают у Сани двоякое чувство. Приводимые в движение этим чувством желваки перекатываются под щетиной. Венцом приготовлений стал пластмассовый стаканчик сметаны. Теория о том, что жиросодержащий кисломолочный продукт смажет стенки желудка и воспрепятствует усвоению алкоголя, мне нравилась. Цель — дожить до сладкого, а заодно проверить, есть ли вообще сладкое. На предыдущих торжествах последним воспоминанием оставалось горячее. Санина теория на первый взгляд была абсурдной — в течение всего дня, предшествовавшего церемонии, рекомендовалось скромно питаться, не морить себя голодом в надежде оставить место для вечерних возлияний и закусок. Очень голодный человек быстро наедается и, доживи он до сладкого, всё равно не ел бы его с должным аппетитом.