Борис Екимов - Осень в Задонье

— Но глядеть на них можно? — взмолился Тимоша.

— Очень осторожно. Они чуткие, боязливые. Смотри, собак не бери. И не говори никому. Пусть живут.

— Да, да … Пусть живут! — горячо поддержал его Тимоша. — Пусть разводятся! Их будет много! А я иногда, одним глазком, осторожно…

— Правильно, сынок, — одобрил Иван. — Пусть подрастают, привыкают. Осенью их будет проще увидеть. Красивые… — вздохнул он, вспоминая, как прошлой осенью, собирая шиповник, встречал порою косуль и всякий раз, словно малый Тимошка, замирал, увидев это золотистое чудо, хрупкое, грациозное: длинные ноги, высокая шея, точеная головка, огромные глаза — живая нежность, доверчивая, детская. Бегсловно полет — золотистая молния.

Поздней осенью, по гололеду и склизи, а потом зимой, по глубокому снегу их били и били городские охотники на вездеходах да снегоходах. От винчестеров, карабинов, оптических прицелов попробуйспасись.

Так что нынешние косули надежное место нашли возле Белой горы, в укрыве холма и прибрежных тополей, верб, терновой да вербовой гущины.

О косулях Тимоша никому не говорил. Но от Зухры, конечно же, скрыть не мог.

У вагончика и обеденного стола, за которым пили чай хозяйка и гостья, звонкий голос Тимоши был слышен долго. Потом смолк.

Ольга Вахидову жену поняла сразу. Она уважала и даже по-своему жалела Зару, у которой столько детей и все — здоровые, крепкие, девочки — просто красавицы, опрятные, аккуратно одетые, с заплетенными косичками, с бантами. А ведь у Зары много работы…

Сама Ольга доила двух коров, а Зара — не меньше десяти, пусть и с помощью детей. А сколько работы: дом, полный двор скотины, и еще — рынок. Чеченским женщинам не позавидуешь. И потому Ольга ничего не таила, рассказав о приезде старшего своего деверя — Павла, о его планах. И о Кисляках рассказала, в пределах известногоей. Она понимала тревогу Зары и как могла ее успокоила.

— Живите, не бойтесь. Всем места хватит. Если жить по-хорошему, дружно … Столько вокруг земли… Хватит всем.

Земли и впрямь вокруг было много: Белая гора, малые жилые вагончики в ее подножье, невеликие скотьи постройки. А вокруг — вдаль и вдаль: просторная долина, пологие холмы в молодой летней зелени. Тишина и безлюдье, только черные коршуны кружат в таком же просторном пустом небе.

Женщины попили чаю, сходили на огород. Ольга надергала гостье молодого зеленого лука, редиски. Чеченцы огородов не держат. Это у них не в обычае. Много скота, много забот.

Зара собралась уходить, а детворы не видно, не слышно. Куда-то убрели, вослед за телятами.

— Понятно, встретились… — посмеялась Ольга. — Доставим, не беспокойся.

Ольга перевезла гостью на лодке, чтобы Заре напрямую идти, через луг, на прощанье помахала рукой.

Тревога женщины была ей понятна. Прожить столько лет на одном месте, а теперь — неизвестно что … Ктому же детворы целая орда. Ольге ли не понять. Свое, такое же — рядом. Считай, полжизни провели в поселке. Разве гадали, думали, что придется так круто менять жизнь и судьбу. Своюи детей. Все это — рядом и еще не остыло. Ольга успокаивала Зару, но кто бы ее успокоил. Павла приезд и его планы с одной стороны манили, с другой стороны … Недаром мама Рая была на празднике вроде не в себе: скучная, молчаливая, вздыхала да прижаливала Тимошу. Это — не зря.

Ольга вернулась к вагончику, к кухонным и другим делам. Думала о старшем сыне, который все отнекивается и не едет. О младшем, Тимоше, до поры обеденной она не вспоминала, зная, что он где-то мыкается с Зухрой. При телятах ли, при иных делах, которых у детворы тоже хватает. Сердце ее не екнуло, не подсказало, занятое иным. А могло бы…

Потому что Тимоша с Зухрой в эту самую пору, освещая себе путь фонарем, осторожно пробирались темным подземным коридором ли, ходом, ведущим неизвестно куда.

Случилось это неожиданно.

В низине, возле речки телят не было. Видно, от гнуса спасаясь, они убрели наверх, где дует ветер. Туда же, по набитой скотьей тропе, подались и Тимошка с Зухрой, в обход Белой горы, к Явленому кургану, возле которого дети увидели большой обвал.

У края оврага, балки, уходящей от Явленого кургана, обвалился огромный кусземли, как это нередко бывает порою весенней да после дождей. Край оврага отвалился, частями рассыпавшись. На свежем обрыве, внизу чернела большая дыра ли, нора. Может быть, волчья?

Дети осторожно спустились к ней и поняли, что это не звериное логово, а настоящий, людьмиделанный подземный ход, укрепленный по стенам и потолку деревянной обшивкой. Проход был высоким, в человеческий рост. Но дневной свет проходил туда недалеко. Брезжил, а потом его гасила тьма. Так вовремя и уместно оказалась у Тимофея его военная сумка — дядин подарок, — в которой был фонарь. Тимоша включил его и шагнул в проход. Яркий луч далеко светил по коридору, по стенам его, потолку и полу, конца хода не определяя.