Эрнест Гейнс - И сошлись старики. Автобиография мисс Джейн Питтман

— Не выходи, Мейпс, в одиночку. Я тебя предупредил! Мейпс — хвать свое ружье и спрыгнул с галерейки. Я как раз на пороге стоял, между Чарли и Клэту, так что Мейпса видел хорошо. Видел, как он взвел курок, как левую руку согнул и ружье на нее положил. Не успел он сделать двух шагов, грохнул выстрел, и Мейпс упал. Не убили, просто ранили его — видел я, как он схватился за плечо, как пытался встать. Но уж больно грузный он, Мейпс, не получилось это у него.

Сразу после выстрела Чарли и Клэту как кинутся со всех ног из дверей, да и я не очень-то от них отстал. Чарли вправо, к деревне подался, Клэту налево побежал, в огород, да только не остановился там. Пробежал весь огород и повернул в бурьян, а я туда, следом за ним.

А в доме крик. Потом стрельба началась, а уж орут… еще пуще орут. Кто-то ставни отворил — свет из окна на огород упал, мы с Клэту тут же на землю шмяк и поползли сквозь заросли бурьяна. Стебли у сорняков повысохли, ломкие, мы ползем, а они громко так, с треском ломаются, и вот уж те, что на дороге, начали по нам стрелять, а мы знай дальше ползем. Доползли до колючей проволоки рядом с развалюхой Руфа, залегли и молчим. Клэту запыхался, я слышу, дышит тяжело, да и я сильно устал. Пока полз по этим колючкам, лицо себе поцарапал.

А из дома палят. Видно, не все оттуда вышли — в окне нет-нет и промелькнет чья-нибудь тень. И каждый раз, как промелькнет в окошке тень, с дороги тотчас же стреляют в дом.

— Я этого сукина сына сам хочу пришить, — говорит Клэту.

— Я не меньше твоего хочу, — говорю. — Когда в Бо стреляли, все мы были далеко, а сейчас у каждого есть шанс.

Подползли мы к самой канаве, чтобы лучше трактор разглядеть. Но темнотища такая стоит и до того густые эти сорняки, что, покуда кто не стрельнет, ни зги не видно. Но и тогда только всего и разглядишь что от выстрела вспышку.

Слышу, трещит сзади нас бурьян, оглянулся: подползают к нам Мэт, Жакоб и братья Лежены.

— Никого не ранило? — спрашивает Клэту.

— Вроде нет, — Мэт отвечает. — Немного поцарапались, а больше ничего.

— Кто это там в доме так палит? — спрашивает Клэту.

Жакоб смеется:

— Билли Вашингтон и Жан Пьер. Вот я и решил, здесь поспокойней будет.

— Никого не покалечили? — спрашивает Клэту.

— Только потолок, — отвечает Жакоб.

— Слава богу, — говорит Клэту.

Полежали, помолчали малость.

— Что делать будем? — спрашивает Мэт. Мы с ним лицом к лицу лежали, и он здорово пыхтел, все никак отдышаться не мог.

— Врассыпную надобно расположиться, — говорит Клэту. Перекатился на бок и оглядел всех нас. — Мэт, вы с Жакобом забирайтесь к Руфу во двор и схоронитесь за тутовым деревом. Дин и Дон, проберитесь дальше по деревне, а потом дорогу перейдите. А там сразу орите что есть мочи и стреляйте. Мэт и Жакоб, стреляйте сразу же после них, после вас стреляем мы с Простой Душой, ну а остальные нас поддержат.

Мэт и Жакоб двинулись первыми, потом Дин и Дон Лежены. Затрещал бурьян — это они заползали к Руфу во двор. Братья Лежены подбирались уже к дому Коринны, а мы все еще слышали, как потрескивают сорняки. И каждый раз, как раздавался треск, те, что прятались за трактором, стреляли.

Мы с Клэту лежали смирно, дожидались, когда братья Лежены переползут через дорогу, и я слышал в тишине, как в доме молится преподобный Джеймсон, как просит он господа смилостивиться над нами. Только Джеймсон переставал призывать господа, тетя Гло начинала призывать своего внучонка Кукиша. То Джеймсон молится, то Гло кричит; то Гло, то Джеймсон. Потом Чумазый крикнул Кочету: пристрели, мол, его преподобие, а то не заткнется никак. Джеймсон, видно, тоже это услыхал. Замолчал, и ни единого словечка.

Братья Лежены перебрались через дорогу. Потом один из них ухнул совой, и оба выстрелили. Сразу же по ним стали стрелять от трактора. Мэт и Жакоб ухнули и выстрелили. Те, что прятались за трактором, стали по ним палить. Клэту посмотрел на меня и кивнул. Мы оба разом стали на колени, крикнули совой, дали по выстрелу и распластались на земле. Кого-то там мы зацепили — я слышал, как он вскрикнул. Переглянулись мы с Клэту, усмехнулись и снова перезарядили дробовики.

Со всех сторон теперь палили, вся деревня. Можно было на слух различить тонкий голос Кочета, хрипловатый — Чумазого, голос Янки. Янки не ухал, как все. У него был свой особый крик — на родео вроде этого кричат, когда кто-то объезжает норовистую лошадь. "О-го-го"… и выстрел. Рассредоточились наши старики и по всей деревне ухают и стреляют. Я уж и не помню, когда мне было так хорошо. В последний раз, наверно, на войне, когда я был молодым. Господи Иисусе, смилуйся над нами!