Эрнест Гейнс - И сошлись старики. Автобиография мисс Джейн Питтман

Когда это случилось, Мэри Агнес еще ходила в школу в Новом Орлеане. Она рассказывала мне, что в этом участвовали ее родственники, они линчевали бы Сэфо и Клоди, если бы отыскали их. И полиция не помогла бы. Креол-Плейс принадлежал мулатам, другие туда не совались.

Когда Мэри Агнес приехала к нам учить детей, жители Креол-Плейса сказали ей, чтоб теперь она не вздумала возвращаться домой. Но это было после того, как они пытались вернуть ее, а она не соглашалась. Когда они в первый раз за ней приехали, старик прихватил с собой всех сыновей. Они грозились избить ее, а старик даже дал ей пощечину. Но она сказала, что домой не поедет. Потом как-то вечером отец приехал один. Я слышала, как за стеной он просил ее вернуться домой. Ее простят, если она вернется сейчас же. Она сказала ему, что не может вернуться, и он заплакал и уехал.

В первый раз Ти-Боб увидел Мэри Агнес в тот день, когда она привела своих учеников попрощаться с его дядей. В старину все были обязаны являться в дом для прощания с умершим хозяином. Если хозяин был добрый, вы шли, если он был злой, вы все равно шли. Когда Кларенс Семсон умер, Роберт сказал, что все здесь должны прийти отдать последний долг его брату. Чтоб все вымылись и надели что получше. Дети — утром, взрослые — вечером. Тихо пройдут мимо покойника и уйдут. И чтоб никаких воплей и причитаний. Если кто хочет его оплакивать, пусть оплакивает во дворе. Когда Мэри Агнес пришла с детьми, Ти-Боб был не в доме, а стоял у дверей сарая с Этьеном Буайе. Этьен в то время заведовал инструментами и следил, чтобы они всегда были наточены и блестели. Он и чинил все, что ломалось. Они с мистером Исайей Ганном привели в порядок все очаги и дымоходы в поселке. Такого плотника, как мистер Исайя, пожалуй, никогда еще во всем штате не бывало. Как в доме что ветшало, он сразу подновлял это. Когда веранда осела, он ее перестроил, и ступеньки тоже. Только он давно умер. Так вот, Этьен и Ти-Боб стояли возле сарая, когда Мэри Агнес вошла во двор с детьми.

Этьен рассказывал, что Ти-Боб сказал:

— Не нравится мне это. Дети дядю Кларенса вовсе не любили. Они его боялись и ненавидели.

Я стояла на заднем крыльце и смотрела на них, потому что должна была впустить детей в дом. Дети прошли через двор, будто солдатики. Малыши, взявшись за руки, шли впереди, старшие за ними, а позади всех — Мэри Агнес. Был не то октябрь, не то ноябрь, и на детях были пальтишки или свитера. Мэри Агнес была вся в черном. А лицо — под черной вуалью. Поэтому я уверена: в тот день Ти-Боб не разглядел ее. Она была католичкой, как я уже сказала, и держала в руках четки. Я открыла заднюю дверь, подождала, чтобы дети и Мэри Агнес вошли в дом, и проводила их в зал. В зале стоял только гроб да десяток стульев, но не для черных, а для белых, которых ждали вечером. Дети прошли вокруг гроба, посмотрели на покойника и вышли в кухню — подождать учительницу. Несколько старших девочек тихо плакали, и я увидела, что и Мэри Агнес утирает глаза. Я стояла в дверях и глядела, как они идут через двор. Я видела, что Ти-Боб и Этьен смотрят на Мэри Агнес, но Ти-Боб так и не увидел ее лица. Дети шли по поселку так же тихо, как подходили к дому. Уроков у них в тот день не было — школу закрыли до похорон. Их даже во двор не выпускали играть — вдруг не ровен час Роберт мимо проедет, а они веселятся.

Ти-Боб увидел лицо Мэри Агнес, только когда она пришла в большой дом несколько дней спустя. Она хотела попросить у Роберта дрова для школы, но Роберта дома не было. Ти-Боб сидел у меня на кухне и пил кофе. Он спросил, с кем это я разговариваю у двери, и я ответила, что пришла учительница из поселка просить дров. Ти-Боб сказал, чтоб я ей сказала, что дрова она получит, а сам уже подошел к двери. Он держал чашку с кофе, но ко рту ее так и не поднес. И даже чуть не уронил, едва поглядел на Мэри Агнес. До того покраснел, что я уж думала, он прямо тут упадет в обморок. Он стоит, смотрит на нее и словно окаменел. Ну, она кивнула и сошла с крыльца. А он все стоял у двери и смотрел, как она идет через двор.

Ти-Боб просидел до вечера. Иногда я просила его подвинуться, потому что он мешал мне работать. А вечером, когда я собралась домой, он сказал:

— А эта девушка ведь почти белая, верно?

— Какая еще девушка, Ти-Боб?

— Учительница.

— Почти белая, да не совсем.

— Давно она здесь?

— Около двух лет, — говорю я. — Что это вы меня вдруг расспрашивать начали?

Ти-Боб учился в Луизианском университете в Батон-Руже. В воскресенье вечером он уехал, но дня через два вернулся домой. Роберт и мисс Амма Дин никак не могли понять, что случилось. Но я-то все понимала. Я только не знала, как далеко это зайдет. А хоть бы и знала, так не Джейн Питтман указывать Роберту Семсону-младшему, что ему делать и чего не делать, если он в любую минуту мог сказать, чтоб я закрыла свою черную пасть. Рассказать Роберту? А что рассказать-то? И разве Роберт сам того же не делал? Пойти к мисс Амме Дин? И что ей сказать? "Мисс Амма, а Ти-Боб, того гляди, свяжется с учительницей"? А она вдруг скажет, чтоб я не совала нос в чужие дела? Уж Роберт-то наверняка так и сказал бы.