Эрнест Гейнс - И сошлись старики. Автобиография мисс Джейн Питтман

Но и этого Харди было мало. Скоро он начал заводить шашни со старшими школьницами. Все оставлял в школе после занятий то одну, то другую ученицу помогать проверять тетрадки. Как-то раз он оставил в школе Фрэнсин, дочку Маршалла Буайе. Маршалл с двумя сыновьями пошли искать Харди. А Харди с Фрэнсин сидят у стола и разговаривают. На дворе почти ночь. Горит лампа. Тетрадки сдвинуты в сторону, а они сидят у стола и разговаривают. Маршалл велел Фрэнсин идти домой — он с ней там поговорит. А Харди велел погасить лампу и запереть школу, потому что ему и сыновьям придется кое-куда с ним пойти. Харди подпер дверь колом, и Маршалл повел его через поселок на кладбище. Там сыновья привязали Харди к дереву, а Маршалл взял здоровый прут, и каждый раз, как он хлестнет Харди, тот вопит так, что его из конца в конец поля слышно. За полночь Мануэль Раффин отвязал Харди. Ему надоело слушать, сказал он, как Харди охает. Понял, что заснуть он ему не даст, взял на кухне нож, пошел на кладбище и разрезал веревки. А Харди, вместо того чтобы убраться восвояси, взял да и поехал в Байонну жаловаться на Маршалла. Шериф Сэм Гайдри спал, но Харди его разбудил.

— Один человек хотел избить меня до смерти, — говорит он.

— Похоже, только хотел, — говорит Гайдри.

А потом он сказал Харди, что все про него знает и уже сам собирался с ним потолковать. Он сказал, что арестовывать Маршалла не намерен, а вот Харди дает одну минуту, чтобы тот убрался из здешних мест. Он вернется в дом, умоется, чтобы прогнать сон, наденет пояс с пистолетом, возьмет свой фонарь с четырьмя батарейками и пойдет его искать.

Никому не известно, нашел ли Гайдри в ту ночь Харди или нет. Может, он его просто пугнул. Но только с этой ночи о Харди не было больше ни слуху ни духу.

Полтора года мы были без школы, а потом приехала девушка по фамилии Лефабр.

Мэри Агнес Лефабр происходила из старинного креольского рода. Жили они в Новом Орлеане. Ее бабушка была почти совсем белая. Такие, как ее бабушка, нравятся белым мужчинам. До войны устраивались большие балы, и белые мужчины ходили на них подыскивать себе цветных подруг. Они на них не женились, но иной раз жили с ними до самой смерти. Фамилия того, кто жил с бабушкой этой Мэри Агнес, была Лефабр

Его фамилию она дала своим детям. Некоторые белые не хотели, чтоб такие дети носили их фамилию, но старик Лефабр не спорил. А когда умер, так оставил им деньги, землю и всякое имущество — даже рабов. Мэри Агнес всю жизнь старалась искупить это — искупить то, что те, от кого она происходила, сделали с теми, от кого она тоже происходила. Старалась искупить прошлое, а это невозможно. Особенно такой хорошенькой девушке, как Мэри Агнес. Была она среднего роста, но немного худощава. И чем-то напоминала здешних итальяшек, которые называли себя сицилийцами. Но только они скоро толстеют, а она оставалась тоненькой. Волосы у нее были очень длинные и такие черные, каких я не видывала. Бывало, садится расчесывать их на ночь, а я спрашиваю, не помочь ли ей. И она тогда садилась на пол передо мной, эта самая Мэри Агнес Лефабр.

После войны ее семья переехала из Нового Орлеана в Креол-Плейс. Уж почему, я не знаю. Может, у них были там родственники. Там всегда жили мулаты, еще задолго до войны. А теперь их и вовсе много стало.

Люди в Креол-Плейсе все для себя делали сами: сами пахали землю, сами выращивали свиней и скот, сами их забивали. У них была своя церковь — католическая. Сами построили школу, и сами находили для нее учителей. И учитель и священник у них всегда были из местных. Устраивали свои праздники, свои танцы и приглашали только своих. Пусть кожа у вас была совсем белая, но, раз вы не из местных, они с вами дела иметь не хотели. А если кто уезжал оттуда, там на него уже смотрели как на чужого. Некоторые уехали на Север и начали выдавать себя за белых, другие остались цветными. Но как бы там ни было, тот, кто уехал от них, вернуться обратно уже не мог.

Я расскажу вам одну небольшую историю, чтобы вы поняли, как эти люди смотрели на жизнь. Все это чистая правда. В Семсоне еще живы люди, которые вам подтвердят, что так это и было. Вот спросите Этьена или Пэпа — оба подтвердят.

Сэфо Браун ехал как-то через Креол-Плейс и увидел, что мулаты там развешивают на деревьях фонарики и гирлянды из цветной бумаги. Была пятница. Ну он и решил, что в субботу вечером у них будут танцы, а потому сказал Клоди — Клоди Фердинанду, — давай поедем туда. Сэфо и Клоди были белей белых и знали, что не дело им лезть к креолам. Отцы и у Сэфо, и у Клоди были белые, но другие белые, чем креолы. Просто белые бедняки. Все стали уговаривать их не ездить туда.