Алексей Кобленц - Полное лукошко звезд

Рьяно обсуждая постулаты их объединившей идеи, они перестали ощущать себя женщиной и мужчиной. Несли идею! Незаметно cблизившись и неизбежно осуществив негласно-совместный постельный проект, рассеянно поняли друг про друга какие он и она в сущности зануды! Ну — вот… А теперь хоть три дня без антракта в бане мойся — не отмоешься…

Душа болит… А что это такое? Это вот здесь, прямо здесь, в самом центре грудной клетки. Стоит ну хоть ненадолго отвлечься на что-нибудь, тогда отпускает на время… А потом и снова! Боль эта… Боль эта трудно переносимая днем и, словно засаленным ватным одеялом, накрывающая с головой ночью, не дает нормально дышать, говорить и думать о чем-нибудь светлом… Болит душа… Ноет… Боль эта… Алё, гараж! Если вы, бля, не прекратите орать и ссать по ночам под окнами, я тада, ёпт, за себя не отвечаю! Вы, бля, че — уху ели?! Я ща, бля, в натуре, спущусь, понаотрываю ваши лейки и позалеплю ваши ржавые хлебала! Душа болит… Что это такое? Стоит ненадолго отвлечься… Но в непроглядной и давящей на уши ночной тишине душевная боль концентрируема, всепоглощающа и не-вы-но-си-ма! Болит душа…

С чистого листа… Сколько раз можно начинать эту чертову жизнь с чисто листа? Умойся живительной влагой родника — вода смоет и унесет твои слезы, но с самой тебя не смоет ничего черного, неуютного, ненужного. Заберись на самую невероятную вершину Земли — захватит дух, изменит представление о мире, но не развеет, не растворит, не раздует твоего несносного груза никакой из существующих ветров! И вот, когда я окончательно обдумала свое единственное предназначение, в тот самый момент я перестала, напрочь перестала принадлежать самой себе! Да, я очень хорошо понимаю всю опасность и ответственность. Нет, мне ни к чему обременительная жалость и сюсюканье всех на свете правоведов. Ну, и что же теперь?.. Если он лишен многих житейских радостей, что ж ему — так и оставаться там, в этом тесном муравейнике? Все. Документы, сумка, телефон… Я еду. Сами вы все дауны! Сейчас вот приеду в интернат, позовут его, выбежит, встанет напротив и огромными круглыми глазами, словно щупальцами, как залезет ко мне в душу… Боль перехватит глотку, сдавит шею… Но я все проглочу и через все перелезу единственное за тем, чтобы сказать ему: Здравствуй, мой сын! Иди скорее к маме! Поехали, милый, домой…

Хорошее не должно пропадать! Сегодня завелась в голове хорошая строчка, из которой могло бы «возгореться пламя». Сколько уж раз просил я себя записывать эти искры, чтобы не пропали даром. Но был, что называется, на ногах, отложил, что называется, на потом. Вот тебе и «потом» — ищи-свищи теперь! Ох, уж, это мне мое «потом»! Ничего нельзя откладывать. Откладывая даже мелочь, через нее откладываешь жизнь. Ведь то, что жизнь состоит из мелочей, известно даже кролику. Вот, потерял я всего лишь несколько слов — понятнее, больнее стала для меня их значимость, а это уже святыня. Что-то, вроде Бога, которого как бы нет, но Он Свят. Если бы Он явился людям — был бы менее свят, чем так то… Прости Господи, грешного раба твоего! Нельзя откладывать слово. Сказанное слово — святое, написанное — того больше. Заклинаю теперь те слова вернуться, да, видно, поздно.

Человек я никчемный. Это мнение на первый взгляд, навскидку, невооруженным глазом. Потом я взял, и глаз этот вооружил. Протестировал себя на принадлежность к списку всевозможного. Что получилось? — Сплошные минусы! (…у вас все — отрицательное! Единственное, что у вас положительное — это реакция Вассермана…) плюсы только в дисциплине «искусство»… Никчемный я человек… Все же, прослеживается тяга масс к искусству. Был тут в театре. Народу-у!.. А, опять же, чихнул — никто «Будь здоров!» не сказал…

Совсем недавно. Осень. Субботний рынок. Семейная, видимо, пара бойко торгует картошкой и капустой. Разные продавцы. Одни, как вот эти, на точке, стоят на одном месте и с грузовика реализуют ходовой свой товар. Другой, понятно, постоянно на ногах со своим товаром. Книга «Русский мат». Раскрывает на какой-то, более удачной, по его мнению, странице и дает прочитать мужчине. Тот улыбается, смотрит на жену — мол, возьмем?.. Не надо нам, Коля этого! У тебя с этим все нормально. И так строчишь, как из пулемета!

В писании «в стол» есть свои плюсы и минусы. Никому и ничем не обязан, пиши что и о чем угодно. Обзывай как угодно кого угодно или превозноси до высот каких угодно, но уже выборочно. Разоблачай, безнаказанно остри, руби, понимаешь, «правду-матку» хоть про кого… Это что касается незначительных плюсов. Ну, а куда выльешь море минусов? Чаще всего видишь, что в очередной записи помещена значительная часть тебя, и часть эта так и осталась в тебе невостребованной, непрочитанной. Ты вроде бы и поделился, да вот только с кем, если проблема уже излита на бумаге в какое-то конкретное мгновение и после этого излияния тебе (ты помнишь) стало легче. Чего стоит по прошествию времени взять из «стола» и перечитать. Чтобы вспомнить, каким образом переваливался груз с плеч на бумагу. Перечитать, снова вжиться, а, значит, снова нагрузить на себя эту ношу. Этот процесс самобичевания до обидного бесконечен. Да и вообще, любое творчество, оно, по-моему, от одиночества, а совсем не от хорошей жизни. Но бывает одиночество сумеречное. Но бывает одиночество настоящее. К сумеречному, наверное, следует относить одиночество чужое, с чужими же непонятными и, кажущимися решаемыми, проблемами: Мне б, сынок, твои заботы!.. Но, не будем повторяться… Или, все таки, будем, потому что тема по сути неисчерпаема. Вот только к счастью или к сожалению?.. Любое творчество, оно, по-моему, от одиночества, не от хорошей же жизни… Только, наверное, следует отличать истинное одиночество от надуманного, собственно, лично подстроенного. И если оно устроено для Творчества — польза, а ежели для удовлетворения амбиций — одиночество становится твердым и многообещающим. Многообещающим смертельную тоску до того же смертельного исхода. Ну, а в мировом масштабе — штука малоприятная и ко многому обязывающая. Да, что это я… Мне это состояние, как раз, должно быть мало знакомо, по простой причине наличия вас, мои дорогие!