Тадеуш Ружевич - Избранное

Какая разнообразная толпа. Смешение рас и народов. И при этом выясняется, что, хотя, как отмечают ученые, на земном шаре очень тесно, все мы, если будем людьми, можем устроиться по-человечески. Нужна только известная культура. Вон рыжеволосый мужчина в клетчатом пиджаке. Курит трубку, пьет пиво. Если судить по газете у него в руках — он англичанин или подданный Великобритании. В синих, голубых и красных униформах проходят мимо девушки — представительницы разных авиакомпаний. Оживленные, подтянутые, улыбающиеся, невольно спрашиваешь себя — как живут эти неземные существа, что едят, о чем разговаривают, как они любят, что читают… Жительницы неба и земли. Наши ангелы-хранители, как я их мысленно называю. Молодые, прекрасные и всегда в ореоле улыбки. Или вот эти стройные, смуглые молодые летчики, которые переносят нас и наши чемоданы из страны в страну, с континента на континент. Мне пришли на память несколько мыслей Эпикура, которого я когда-то считал своим духовным отцом. Он говорил: основа всех наших мыслей — чувство. Скверное общество и двуличных людей мы готовы покарать лишь после того, как они нам долгое время портили кровь.

В сущности, расстаться с жизнью не страшно… Кончились времена, когда философия была доступна только образованным людям, а образование — людям богатым. Эти привилегии были сметены. Великой Октябрьской и нашей июльской революцией. Все мы теперь и мыслим и управляем. И я уверен, что ограниченных людей в нашей стране теперь не так много. Возросли требования, правда, иногда они несколько завышены, но все же это явление положительное. Даже семейная жизнь в наше время изменилась. И хотя в разных анкетах женщины жалуются на эгоизм и сибаритство мужчин, на самом деле в наши дни молодой замужней женщине живется куда лучше, чем в молодости ее матери. Взять, к примеру, хотя бы такое простое дело, как выколачивание ковров. Поскольку я живу в новом большом доме и ковры выколачивают прямо под моим окном, я имею возможность вести непосредственные наблюдения. Во времена моей молодости я ни разу не видел, чтобы мужчина, глава семьи, собственноручно выбивал ковры. Начнем с того, что и ковров в квартирах было гораздо меньше. И когда я был ребенком, и потом, когда подумывал о женитьбе. У нас и наших соседей были половики, узенькие, пестрые, сотканные из разноцветных ниток или же сшитые из лоскутков, А у многих и половиков-то не было. А в тех домах, где имелись ковры, их выколачивала прислуга. А теперь по утрам и по вечерам и молодежь и старики выбивают ковры.

Гоп-шлеп, гоп-шлеп! Молодой мужчина каждую неделю выбивает из большого оранжевого ковра пыль. Сначала с азартом лупит палкой, потом усердно чистит веничком. Отцы семейства выколачивают ковры, возят детские коляски, готовят. И я глубоко убежден, что в наше время мужья бьют жен куда реже, чем в старые времена. Хотя это больше зависит от человека, чем от эпохи.

Написав открытки, я раскрыл «Жице», газету я купил еще в Варшаве. Главы правительств высказываются на тему конференции в верхах. Русские пустили, а вернее, запустили в небо ракету со специальным отсеком для человека. Под утро эта ракета пролетела на высоте трехсот километров над Парижем. До отлета остался час. Я подошел к застекленным витринам, где был выставлен хрусталь, фарфоровые сервизы, фотоаппараты, женские украшения, пудреницы, браслеты и прочая ерунда, всего навалом. Оглядел автомат, который, если бросить в него три раза по десять шиллингов, страхует от несчастного случая…

Мы снова в воздухе. На этот раз все идет гладко. Я занял место у окошка. В Вене высадилось человек десять — двенадцать, в салоне свободно. Ядзяк пересаживается с места на место. Скрылся на мгновенье в туалете и снова расхаживает по самолету. Снял пиджак, надел его. Пятен на брюках почти не видно, и только посвященный мог бы что-то заметить, но кого тут, в Европе, интересуют брюки Ядзяка? Только его самого и меня как свидетеля «инцидента». Ядзяк подходит, спрашивает сугубо «официально»: «Здесь свободно?» — будто мы с ним не знакомились. «Да, конечно», — отвечаю я, хотя меня так и подмывает сказать: «Пошел ты к черту, мест свободных дополна». Ядзяк садится и закуривает «Кармен». Запах у этих сигарет душный и сладковатый. А по мне, так просто отвратный, тем более что Ядзяк сидит рядом и пускает мне дым прямо в лицо и в глаза. Я обмахиваюсь сложенной газетой.

— Видите ли, — говорит мне Ядзяк прямо в ухо, — у меня к вам небольшой вопрос, чисто житейского порядка, но ведь за границей мы, соотечественники, в сущности, одна большая семья. Я лично с этого ничего не буду иметь, но мог бы дать вам несколько ценных советов…