Мэгги О'Фаррелл - Исчезновение Эсме Леннокс

Она подошла к нам и, едва взглянув на него, сказала мне: «Привет». Я представила ее Джеймсу, а он улыбнулся, как только он один умел, взял ее руку и ответил: «Счастлив познакомиться». Так и сказал: счастлив. А она засмеялась. Представляете? И вырвала у него руку. «Да неужели? — сказала она и тихо — но он все-таки услышал — добавила: — Идиот». Я взглянула на него и поняла, что он сейчас растает, как сахар в чае. Вот как он на нее смотрел. И тогда я…

…и где бы мы ни появлялись, а нас приглашали часто, хоть она и отказывалась дружить с девочками в школе. Называла их гарпиями, так и говорила. Куда бы мы ни отправились — на танцы, играть в теннис, на чаепитие, — она всегда выкидывала какой-нибудь номер. Совершенно неожиданный. То играла на рояле, то весь вечер болтала с собакой, однажды влезла на дерево и сидела там на ветке, таращилась на звезды и крутила и без того вьющиеся локоны. Некоторые перестали нас приглашать. Из-за нее. Я очень расстраивалась. Мама сказала, что я совершенно права и не должна страдать из-за тех, кто не умеет себя вести. Однажды я подслушала…

…из белого органди с флердоранжем, и я боялась его порвать остролистом, поэтому венок несла она. Ей-то было наплевать на платье. Она хотела наряд из красного бархата. Алого. Но получила платье из бордовой тафты. И сказала, что оно плохо на ней сидит, и швы неровные. Даже я понимала, как много значат для нее мелочи и…

…девушка опускается рядом со мной на корточки, расшнуровывает мне туфли и снимает их, и я говорю ей: «Я забрала его, я, и никому никогда ни слова не сказала». Девушка смотрит на меня и тихо смеется. «Вы рассказываете нам об этом каждый день», — отвечает она. Лжет, конечно, и я поясняю: не мой, сестры. Она обращается к кому-то за спиной, и…

…подслушала, как кто-то сплетничал о ней и смеялся. Девочка в светлой полосатой блузке, очень миленькой, в складочку. Она показывала на Эсме и смеялась, подначивала юношей с ней рядом. «Посмотрите на наше Чучело». Вот как они ее прозвали — Чучело. И я посмотрела. И не поверила своим глазам. Она сидела в кресле, широко расставив ноги, и читала книгу. Мы же на танцы пришли! На бал! Как я радовалась, что нас пригласили, ведь мы из достойной семьи, а теперь нас точно никто никуда не позовет. Я пошла к ней, и все смотрели на меня, когда я, вся красная, два раза позвала ее по имени, но она не слышала, так зачиталась, и мне пришлось дернуть ее за руку. Она взглянула на меня и как будто проснулась. «Привет, Кит!» А потом заметила, что я чуть не плачу, и спросила, что не так, и я ответила, что из-за нее все плохо. Что она разбивает мои надежды. И она спросила: «Какие надежды?» Представляете? Так и спросила. Тогда я и поняла, что если мне и…

…как он смотрел на нее…

…сурикат дрожал в стеклянном ящике. Бабушке он очень нравился. Она говорила, что у него подавленное выражение лица. Так и говорила — подавленное. И ничего удивительного, кто бы не был подавлен взаперти за стеклом. Она всегда смотрела на него, когда играла…

…ТАА-ДАМ, та-да-да-да-да-дам. Помню, как…

Они идут по дороге, Эсме и Айрис. Опустив голову, Эсме идет следом за этой девушкой, глядя на подошвы красных туфель, которые то появляются, то исчезают, то снова появляются в сантиметрах от тротуара в Норт-Берике. Айрис сказала, что они идут к машине, и Эсме уже мечтает удобно устроиться на мягком сиденье и пристегнуть ремень. Быть может, девушка снова включит радио, и они поедут под музыку. По дороге она размышляет о том споре с отцом, когда огонь почти погас, а Китти, мама и бабушка сидели над «работой» — так они это называли, — и мать спросила, куда подевалась ее лоскутная вышивка. Эсме не решилась ответить, что спрятала ее, засунула за подушку кресла в спальне.

— Отложи книгу, Эсме, — сказала мать. — Ты сегодня достаточно читала.

Отложить книгу? Герои притягивали ее, держали в своем мире, держали очень крепко, однако подошел отец и вырвал книгу, захлопнул, не заложив страницу, и остался только один мир — гостиная, посреди которой она стояла.

— Ради всего святого, Эсме, — рявкнул отец, — слушайся мать!

Она выпрямилась и почувствовала, как разгорается в груди ярость, и вместо того чтобы сказать: «Пожалуйста, верни мне книгу», она сказала: — «Я хочу учиться дальше».

Знала ведь, что не время поднимать эту тему, что разговор ни к чему не приведет, но затаившееся в душе желание приносило боль, и она не удержалась. Книги были нужны ей, чтобы дышать, и решение не бросать школу вырвалось из сердца и превратилось в слова.