Дмитрий Пригов - Мысли

Но об этом хватит.

Надо сказать, что Милиции в Москве традиционно, но и обоснованно, много — тысяч пять, а может, несколько десятков тысяч, а может, и сотен даже — трудно сказать. Иногда идешь и на каждом шагу встречаешь, а иногда — ни одного. Вся Милиция поделена на службу охраны общественного порядка и охраны безопасности движения на дорогах, в степях, лесах и горах, в морях и небесах, особенно в дождь, туман и слякоть, снег и ветер, бураны и землетрясения, катастрофы разные, тьма и хляби вскипающие, и что-то черное, жидкое, само себя превышающее, как по некому желобу невидимому, неявному, неявленному изливающееся, мрак кромешный вокруг населяющее, и ужас! ужас! ужас!.. То есть делится она, Милиция, ровно пополам, а может, и не пополам — сказать трудно.

Москва сама по себе город не очень большой, но населенный, раскинутый, трудноохватываемый, большой в общем-то, даже очень большой, гигантский, безмерный даже — миллионов десять, я думаю, а то поболе. Из этого числа женщин где-то чуть больше 50 %, так процентов 67,8–67,92. Дети составляют примерно треть от всего населения, то есть миллионов 40. Треть же составляют и старики со своими старухами. Рабочий класс столицы составляет примерно процентов 60–75 от общего числа занятого населения. Половина от оставшейся части — работники сферы обслуживания, транспорта, рыболовецких и охотничьих хозяйств. Другая половина — это административный аппарат. Оставшиеся являют собой научных работников, работников культуры, Героев Социалистического Труда, народных учителей и художников, академиков, лауреатов Ленинской и Нобелевской премий, таких как Уланова, Плисецкая, Кербель, Леонов, Шостакович, Прокофьев, Сахаров, Вознесенский, Бродский, Аганбегян, Ростропович, Рихтер, Капица, Солженицын, Айтматов, Глазунов, Чебриков, Маяковский, Сартр, Римский-Корсаков и др. Национальный состав, как вы успели заметить, весьма и весьма пестрый, с небольшими отклонениями от нормы, правда, весьма существенными, порой полностью искажающими реальную картину нашего времени.

В общем, народу много, и весь он как бы размазан по огромной территории белого снежного пространства, изредка перебегаемого небольшими, а то и большими горными хребтами, поросшими огромными массивами густой хвойной растительности, и голубыми, а вернее, даже черными и непрозрачными гладями вздымающихся вод, окаймленных как бы обгрызенными глыбами ледяных торосов и ледяной кромкой замерзших краев.

Все это раскинулось плоско, низко и горизонтально, и только Милицанер вертикален. При низкой облачности голова его порой теряется в небесах, а при сильном снегопаде ноги его по колено врастают в землю. Кстати, Милицанер вертикален по определению, как, скажем, воин — по определению мертвый и горизонтальный; а Милицанер — вертикальный; а воин — горизонтальный, как, скажем, баррикады, преграды, рвы, линия Мажино, эшелонированная оборона, система долговременных и подвижных огневых точек обороны, оборонная и наступательная военная доктрина, стратегия побеждать и др.; а Милицанер — вертикален, ноги — здесь, а голова — там (я уже говорил об этом! — что говорил? — ну, голова небеса пробивает, а ноги в землю уходят! — ну и что? — как, ну и что? ведь непривычно! — а чего непривычного? обычное дело! — ну, тогда ладно!); а воин — горизонтален, вытянут вдоль, как граница непроходимая; а Милицанер — вертикален, как медиатор. Никто и никогда не видел Милицанера горизонтальным. Ты видел? — Нет, я не видел! — А что же ты говоришь? — А что я говорю? — Что видел! — Нет, но говорят, что кто-то видел! — Ну, конечно, ему не чуждо ничто человеческое, и он порой бывает женат, но когда идет под руку с женой, он как бы смущается этим почему-то, ведь он есть пример государственности! — Но и семья ведь есть государства ячейка! — Да, да, но слишком уж близка, скажем, к нечистой земле и всяким прочим снижающим приметам! — Понятно, понятно, он ведь есть государственность в самой своей чистоте, почти что себя этим уничтожающая (тоже, кстати, трактуемо как стихотворная строка):

Это надо понимать серьезно и ответственно. Хотя ситуации, естественно, бывают разные, иногда комические даже, иногда трагические, иногда комические и трагические одновременно.

Вот такой случай. Одна женщина почти целый день стояла за какой-то редкой шубой, и ей удалось достать эту шубу. Но пока она стояла, она съела какой-то недоброкачественный пирожок, и у нее страшно схватило живот. Она побежала, отыскала неосвещенный подвал, справила в кромешной тьме свою нужду, как чувствует, что кто-то медленной и влажной ладонью нежно проводит по ее обнаженному еще заду. Она в ужасе бросилась бежать. Только выбежав, она заметила, что оставила в подвале драгоценную шубу. Как вы понимаете, вернуться не было никаких сил, но и оставить дорогую вещь тоже было немыслимо. Ну что же делать?! — Как что? — Да, да, что делать? — Как это что? Ну что ты все время спрашиваешь: как что? Что ей делать? — Обратиться к Милицанеру! — Вот, вот она и обратилась к ближайшему Милицанеру. Пошли они вместе, осветил Милицанер своим фонариком подвал и обнаружил обосранную, лежащую в беспамятстве пьяную личность. А что делать? — Что делать? — Ну, мы бы с вами схватили бы просто нашу шубу и бежать? — А он что? — А он вынужден был доставить обоих в отделение Милиции, вернуть гражданке шубу, но и взыскать с нее штраф за оскорбление личности! — И был прав! — Конечно, был прав. Вот история: ужасная (конечно, помнишь, как в темноте кто-то тебя по голому заду жутко поглаживает!), комическая (конечно, смешно) и отвратительная.