Дмитрий Пригов - Мысли

При работе же с самими компьютерно-виртуальным мифами и мифологемами прежде всего надо обратить внимание на проступающие сквозь них архаические черты подобных же в пределах всей человеческой культуры. А также на механизмы возникновения, порождения их в пределах староантропологической культуры (в смысле «старо» в ее не столько оппозиции, но в определении относительно возможной экстраполированной экстремы новой антропологии). То есть проекции на них всех представлений об инопространстве — от адских до райских.

Этому, собственно, и посвящен мой достаточно давний проект «Компьютер в русской семье» <1994> и мои нынешние, актуальные для меня и поныне, размышления на эту тему. Первый, внешний уровень проекта — китчевый, игровой — являет сочетание образцов новейшей технологии и традиционных, вроде бы впрямую не сопоставимых, обычно не сополагаемых в пространстве одного эстетического проекта, предметов быта. То есть представляет собой обычный нынешний способ апроприации традиционным человеком современного дизайна и эстетики.

Второй же уровень презентирует практику магических охранов, оберегов от внедрения внешнего страшного мира в жилище и человеческое тело (жилище духа, персоны) посредством сакрально-магических узоров и орнаментов на всех входах — окнах и дверях, а также на внешних антеннах тела — браслетах, ожерельях, кольцах. Подобные же визуальные приемы использованы и при тематизации мифологемы компьютера и интернетного инопространства. Помимо украшения самих компьютеров и подставок узорчато-орнаментированными салфетками, воспроизведены другие способы оберега от вторжения в наш мирный быт этого инопространства. Показаны и многочисленные способы доместикации компьютера посредством постепенного внедрения его в среду уже одомашненных предметов быта, вплоть до окончательного претворения его в чистый свет (простое свечение экрана), при котором автор читает книгу. В этом последнем акте тоже прослеживаются несколько культурных аллюзий. Ну, во-первых, весь смысл компьютерного инопространства стянут опять-таки на книгу, на процесс чтения, постижения текста как медитации. К тому же явен отсыл к картине Рибейра «Святой Иероним в пещере», где свет от единственной звезды в потемках падает на Писание. К тому же припоминается картина советского художника (не припомню его имя), где изображен Ленин на какой-то конспиративной квартире, погруженный в чтение при свете притененной зеленоватой настольной лампы.

Ну и третий уровень работы представляет собой культуро-критицическую рефлексию (явленную в имидже эдакого наивного апроприатора современной технологической культуры) по поводу всего объема виртуально-компьютерной идеологии.

И последней уровень — стратегический (следует учитывать еще и собственный сложно-строенный и многосоставный миф самого конкретного автора — в данном случае я имею в виду себя, — в котором этот имидж является одним из многих взаимодействующих имиджей и потому достаточно сложен для подробного слежения и достоин, пожалуй что, лишь поминания здесь), представляющий собой артистический жест назначения, «унижающий», «уничижающий» претензии самодостаточного и самоапологетирующего как бы наисовременнейшего языка и технологии в поучение всем прочим языкам в пределах современной виртуализированно-стратегической явленности художника в нынешней культуре.

Ну и, конечно, повторим все оговорки по поводу возможной абсолютной некомпетентности в данной области.

Картина послевоенного искусства, во всяком случае изобразительного искусства европейского ареала, давала повод подозревать, что дальнейшее его развитие пойдет по пути окончательного изничтожения, даже самоиспарения, всяких национальных признаков. На примере доминировавшего тогда абстракционизма, особо преуспевшего в этом деле, ясно наблюдалось слияние европейского изобразительного искусства в один, неразличимый по-национально, но только по-личностно континуум. С естественной ностальгией можно было следить безропотный и неизбежный уход этих национальных примет из содержательной и материальной сферы произведений искусства, различимых уже лишь на предельном уровне национальных архетипов ощущения и восприятия пространства и цвета.