Добавим к тому, что социокультурная политика российских властей, особенно же советских, было нацелена на сознательную архаизацию культуры с сохранением и выстраиванием норм, идеалов и иерархии по примеру XVIII–XIX веков, где поэзия реально занимала вершинное место в иерархии культурных занятий и деятельности. И в пределах неразвитой и жестко-сознательно урезанной социополитической жизни, в отсутствие свободной прессы, суда, религии, философии, поэзия оказалась чуть ли не единственным полем выражения протеста и свободного волеизъявления личности. В отличие от прозы и эссе, поэзии в этом во многом споспешествовал и потворствовал метафорический и иносказательный способ выражения. Стихи в России писали все. Вряд ли в какой-либо иной современной стране отыщешь столько политических деятелей, обратившихся к поэзии. Можно было бы, если бы кто-либо заинтересовался (а действительно, ведь интересный проект!) издать несколько томов так называемой, высокой поэзии, в буквальном социально-властном значении слова «высокий». Естественно, писали и пишут они отнюдь не из-за свободолюбия, с которым они вполне успешно и жестоко расправлялись в пределах своей конкретной политической и административной практики. Просто в их умах была укреплена та же иерархия престижности занятий. Им недоставало быть только политиками и властителями. Они хотели быть еще и властителями душ и дум посредством рифмованных строчек — стихов. То есть хотели быть полными и тотальными властителями. И некоторым удавалось — Сталину, например.
Из чего же, собственно, состоит эта самая пресловутая магия стиха?
Самой прямой задачей любого рода древней пракультурной деятельности была задача магически-ритуальная — наибыстрейшим способом привести человека в состояние измененного сознания и установить контакт с неантропоморфными силами. Подобное же производилось не только словесными формулами и заклинаниями, но и другими религиозно-культурными практиками — театрализованными, визуальными, музыкой и танцем. Да, собственно, в пределах древних ритуалов они были неразделимы. Наиболее аутентичные языковые практики, сохранившиеся, дошедшие до наших дней с древнейших времен, — это мантрические и религиозно-культовые языковые формулы. Сей пласт также наиболее явно сохранился и в традиционном стихосложении с его регулярным настойчиво-утомительным размером и рифмами, где, благодаря именно доминации рифм и размера, резко сужается информационное поле, вычленяя минимальную и минималистскую многократно воспроизводимую ритмико-мелодическую структуру. То есть основной функцией в пределах подобного явления и артикулирования поэтических текстов предстает именно магическо-суггестивная. Может быть, вам доводилось слушать монотонное, почти одинаковое для всех, чтение русскими поэтами своих стихов. Более всего это напоминает шаманское подвывание. Именно на уровне этих проблем и остаются, как правило, мастера народных традиционных искусств и промыслов. Позднейшая эстетизация ими самими своего занятия является результатом их неосознанного отношения и нерефлективного приятия выводов и практики современного эстетизирующего сознания, пытающегося истолковать эту деятельность в современных терминах. Эти художники легко попадаются на сию приманку, возымев, зачастую, амбиции соперничать с современным искусством, быть в его пределах, или же высокомерно отрицать его.
Следующей по ходу исторического процесса и времени в пределах мифов является и выявляется как основная, доминирующая этическая функция, направленная на сохранение и восстановление мифологического и мифологизированного миропорядка и жизнеустройства. Это отложилось в поэзии в виде сложного и развитого сюжетно-содержательного пласта, неимоверно развившегося и прихотливо утончившегося за времена, добежавшие до наших дней в виде причудливых построений. На уровне данных задач, как правило, останавливаются и продуцируют свои тексты традиционные поэты, апеллирующие к многовековому опыту профессиональной поэзии.
Следующие функции — эстетическая и языково-культуро-критическая — являются уже производными более поздней секуляризированной культуры. Эстетическая способствовала и способствует до наших дней четкой стратификации развитого общества посредством предъявления ему идентификационных текстов, структур, а также процедур. Ясно дело, что мы тут совсем не поминаем всяческие другие тонкие материи и неземные утонченные переживания, связанные с понятием эстетического. Причем, заметим, что речь идет об эстетической функции, а не об оценке, которая может быть приложена практически к любому культурному явлению или окультуренному явлению природы (как, собственно, и оценка степени магического воздействия и суггестии, другое дела — мера адекватности данной процедуры). Ну, обо всем эстетическом, о его отдельности, связи с этическим и пр., много насказано всеми другими. Да я, впрочем, и не специалист в этом. Даже если бы и захотел, вряд ли смог бы произвести на свет что-то осмысленное и вразумительное. Так что и не будем пытаться. Будем пытаться на стороне и о другом. Заметим также, что ни один из этих пластов отнюдь не отменяет предыдущий, но встраивается в сложнопостроенную структуру взаимных репрезентаций на различных уровнях и в различных модусах.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу