Роберто Котронео - Отранто

«Велли, Велли, погляди на закат, какое красное небо! Здесь такого почти не бывает, ведь оно всегда затянуто облаками. Но сегодня кажется, будто мы на юге…». У меня в ушах все звучит тонкий голос вечно перепачканного краской человека, указывающего мне на небо из окна. Он ни разу не путешествовал и воспринимал мир сквозь призму оттенков своих акварелей и масляных красок. Ими он этот мир моделировал с помощью кисточек, холстов и растворителей. Интересно, что сказал бы он о том юге, где я нахожусь, о невероятном мире, сотканном из таинственных появлений и исчезновений? Какой свет придумал бы он, чтобы это передать? Однажды он сказал мне, что ему никогда не удавалось копировать Ван Гога. Не получался цвет: в подлинниках он возникал из глубины, словно рождаясь сам собой, и любая попытка это воспроизвести выходила грубой. Существуют цвета и свет, которые невозможно прочесть или описать, потому что они суть проекции нас самих, нашей жизни. Это цвета тех невероятных снов, что не остаются нам даже в воспоминаниях, настолько они хрупки, неосознанны и интимны. Смогу ли я сказать опечаленному доктору, что призраки не поддаются цветовым описаниям? Что меня поразил черный тон одежды органиста, а бледность его лица не передать никакой белой краской? Скажу ли я ему, что начала понимать, куда тянутся те нити случая, что принято называть судьбой?

Диамант, то есть алмаз, по-гречески означает «неодолимый». Говорят, что первые алмазы на Запад завез Александр Великий из Индии. У Плиния есть описание шести из них. Разумеется, это неполный перечень: многие неизвестные камни разными путями доходили отсюда до Рима.

Юноша, бежавший из Константинополя, на корабле случайно встретился с армянином родом из Мадраса. Этот человек говорил, что владеет тайной света.

Он показал юноше мешочек, плотно прикрученный к поясу, и сказал, что везет в Венецию сокровище, и фортуна ему благоволит. И еще добавил, что камни не дают достаточно света, потому что они не огранены. Только один, огромный, сиял, как никакой другой в целом мире.

Человек этот собирался доплыть через Адриатическое море до Венеции, но не доплыл даже до Отранто. Он утонул в море. Его попутчики говорили о несчастном случае.

Константинопольский беглец сошел на берег в Отранто. К его поясу был плотно прикручен мешочек. Он никому не сказал о сокровище и решил, что увезет камни как можно дальше отсюда.

Случай священен. Теперь я свободна, и море может увлечь меня за собой и уничтожить, как поступило оно с моей матерью. Поэтому слушайте меня внимательно.

Случай — это судьба, рок. Я знаю, что здесь, в Отранто, в городе-мученике, где турки обезглавили 800 человек, жертвоприношениями, муками и выбором жертв распоряжается случай. Я хочу, чтобы вы все меня услышали, чтобы мой голос перекрыл рокот моря. Для этого я вернулась сюда, к башне, которую раньше всего видели арабы, достигавшие этих берегов. Я одна, и говорю в полный голос. Может, кто и захочет меня схватить, как уже было однажды, но перед ним окажется другая женщина. Я не стану дрожать от смятения и страха, не буду искать понимания. Есть греческие слова, которые гласят: Mi me mini mai, chiatéramu, mai, mai canèa cerò dé ja coma eghèttimo, coma, coma na spernisi. Это означает: не жди меня, дочь моя, никогда, никогда, ни годы, ни века, ни ради добра, ни ради зла.

Я бы хотела дождаться здесь своей матери, хотела, чтобы случай привел ее ко мне из-за моря. Но судьба не даст мне этого счастья. Случаю было угодно выбрать Отранто для высадки турок. Случаю было угодно выбрать восемьсот мучеников. Жертвоприношением всегда правит случай, а не причина. Слушайте меня, полуденные демоны, те, что способны являться мне, отражая августовское солнце! Знайте, что я тоже научилась играть в кости! Я усвоила, что ваши отсветы поражают цель наугад, и задала себе кощунственный вопрос: а что, если истина совсем в другом, и к ней не причастны ни боги, ни люди, ни разум? Я спрашивала себя, что со мной творится, я просила людей сведущих и рассудительных разъяснить мне мои кошмары. А они сказали, что на мой вопрос ответа нет, и сами начали у меня допытываться, что же было той точкой, на которой запнулся, остановился город, уничтоженный нестерпимой катастрофой. Нестерпимой — из-за отсутствия первопричины, из-за полной нелепости. Отранто — это мука, это потемневшее небо, это кровь, текущая по улицам. Слушайте меня внимательно: здесь произошло первоначальное злодеяние, которое продолжает управлять всеми событиями. Я это знаю, это начертано в мозаике: бойня и восемьсот голов, покатившихся с холма, сделали это место священным. Здесь, в Отранто, себя явило Насилие, слепое и случайное, которое выбирает жертву, не рассуждая, и обрушивается на нее со всей силой.